Героический подвиг воинов Красной Армии, освободивших крымскую землю от ненавистных оккупантов, был по достоинству оценен Коммунистической партией и Советским правительством. Столица нашей Родины пять раз салютовала доблестным бойцам и командирам 4-го Украинского фронта, Приморской армии, Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Многие части и соединения, принимавшие участие в битве за Крым, были удостоены почетных наименований Перекопских, Сивашских, Керченских, Феодосийских, Симферопольских, Севастопольских. 126 воинов всех родов войск получили здесь высокое звание Героя Советского Союза.
Освобождение Крыма и Правобережной Украины от фашистских захватчиков имело большое военное, политическое и стратегическое значение. Враг потерял плацдармы, которые прикрывали его балканский стратегический фланг.
Глава восьмая. На военно-дипломатической работе
Итак, военно-дипломатическая работа. Вначале К. Е. Ворошилов утверждается председателем общей комиссии при Наркомате иностранных дел по вопросам перемирия. В ее состав в числе других вошли заместитель Наркома иностранных дел СССР И. М. Майский, Нарком просвещения РСФСР В. П. Потемкин, начальник Военной академии Генштаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, старший редактор редакции военно-исторической литературы Военного издательства Наркомата обороны генерал-лейтенант А. А. Игнатьев и член редколлегии газеты «Красная звезда» генерал-майор М. Р. Галактионов. Но в связи с резким увеличением объема работы и новых задач эта комиссия в том же составе вскоре преобразовывается в комиссию по вопросам перемирия с Германией.
Заранее скажу, что затем К. Е. Ворошилов становится еще и во главе комиссии по перемирию с Финляндией, Венгрией и Румынией.
Работа всех этих органов была весьма напряженной. Особенно во второй половине 1944 года. Говорю об этом, исходя из собственного опыта. Конечно, мне наряду с некоторыми другими работниками приходилось лишь исполнять указания старших начальников. Но тот поток документов, справочных материалов, который проходил через секретариат маршала и который приходилось сортировать и анализировать, позволяет и мне, пусть, как говорится, и со своей колокольни, судить о колоссальном труде наших руководителей, закладывавших юридические основы будущих межгосударственных отношений с пока еще воюющими сторонами.
Правда, деятельность комиссии в значительной мере облегчалась тем, что за ней стоял многоопытный Наркомат иностранных дел, который постоянно держал руку на пульсе жизни планеты, выдавал необходимые рекомендации. Сказывался и огромный жизненный опыт председателя К. Е. Ворошилова. Тем более что он уже не был новичком на военно-дипломатическом поприще. Еще в 1928 году вместе с Председателем ЦИК СССР М. И. Калининым он занимался делами, связанными с визитом в СССР главы афганского государства. В 1933 году возглавлял советскую правительственную делегацию, выезжавшую в Турцию, а в 1939-м участвовал в переговорах с представителями Англии и Франции с целью выработки совместных мер по сохранению мира и обузданию агрессоров, прежде всего фашистской Германии. И это не считая его участия в работе уже упоминавшихся выше Московской и Тегеранской конференций.
Следует сказать, что вырабатываемые комиссиями под председательством К. Е. Ворошилова документы, прежде чем попасть на стол для официального государственного одобрения, довольно долго согласовывались и уточнялись. По роду своей деятельности мне приходилось выполнять как раз ту часть подготовительной работы, которая была связана с этими уточнениями и поправками, вносимыми в проекты членами комиссии. Мне же приходилось докладывать им и предварительные варианты договоров.
Чаще всего доводилось бывать у маршала Б. М. Шапошникова на его подмосковной даче в Архангельском. Дело в том, что Борис Михайлович тогда болел и почти безвыездно находился на даче.
— Присаживайтесь, голубчик, — обычно встречал меня с улыбкой Б. М. Шапошников. — Докладывайте, что привезли сегодня?
— Новые проекты мирных договоров с Румынией и Венгрией.
— Какие в них внесены изменения?
— Более четко сформулированы положения о быстрейшей ликвидации фашистских и профашистских организаций в этих странах, — начинал докладывать я. — Поставлено условие о полном возвращении советских граждан на Родину.
Ответы на вопросы маршала меня не затрудняли, поскольку каждый вариант текста договора я знал едва ли не наизусть.
Затем Борис Михайлович сам читал документы, делал пометки на полях, добавляя вслух: