В дни войны и мира

Летом 1932 года — новое назначение. На этот раз заведующим плотом, который снялся с якорей на Сокольском рейде (устье реки Вятки) и за буксирным пароходом «Семипалатинск» взял курс на Астрахань. Рабочая бригада была полностью комсомольской, все из Малмыжского леспромуча.

При сплаве этого плота произошел такой случай. В устье реки Камы мы были вынуждены сделать непредвиденную остановку. Пароход, доставивший наш плот сюда, ушел обратно на Сокольский рейд. Стали ждать прихода «Семипалатинска». Вскоре запас продуктов у нас кончился, а очередной продпункт не так-то уж и близко, в городе Тетюши, что в 60 километрах от нашей стоянки. И вот, потеряв надежду на скорый приход «Семипалатинска», мы решили втроем отправиться на пристань Тетюши.

На следующий день, получив хлеб и другие продукты, на попутном пароходе стали возвращаться обратно. И вдруг с удивлением видим… идущий за буксиром наш плот! Выходит, мы разминемся с ним, а тем временем ребята из бригады уже вторые сутки без пищи. Что делать?

Думать особо некогда, принимаю решение: с одним мешком хлеба поднимаюсь на верхнюю палубу, на капитанский мостик. Быстро объясняю капитану парохода создавшуюся ситуацию и прошу его сбавить ход. Тот соглашается. И вот, когда мимо нас начинают проплывать жилые домишки плота, с трехпалубного парохода в их сторону летят двенадцатикилограммовые караваи хлеба. Все они падают в воду. Пассажиры, находящиеся на палубах, удивлены. Даже разгневаны. Надо же — мальчишка кидается таким богатством! Но ребята из бригады, вскочив в лодки, уже подбирают плавающие караваи.

Пароход тем временем набирает скорость. Единственное, что еще успеваю крикнуть в рупор плотовщикам, чтобы они подали лодки к пароходной пристани Ульяновска. Все остальное им и так ясно.

Кстати, когда мы позднее вернулись на плот, товарищи сердечно благодарили нас за находчивость и смекалку, проявленные в хлебной «операции».

Любой рейс лесосплава имеет свои особенности. Но тот, о котором я только что рассказал, для меня особенно памятен. Длился он сорок суток, был очень трудным. Мы боролись со штормами и ураганными ветрами (и на реках бывает такое), вели авральные работы не только днем, но и в ночной мгле.

И все-таки все трудности переносились нами мужественно и стойко, каждый без паники делал то, что было ему поручено. Больше того, в тихие вечера, когда Волга успокаивалась, над водой летела песня. Ее выводили наши молодые и задорные голоса.

Когда плот был все-таки доставлен в Астрахань, комсомольцы-сплавщики отбыли домой, в Малмыж. Все, кроме меня. Мне же начальником астраханского агентства Волжтранслесосплава Симаковым, но согласованию с директором Малмыжского леспромуча Жаровских и главным специалистом училища Заболотских, был поручен сбор унесенного с Астраханского рейда при штормовой погоде леса и сдача его по акту Икрянинскому камышитовому заводу и Мумринскому рыбному промыслу.

Задача выпала, прямо скажем, не из легких. Район сбора леса — от Астрахани и до Каспийского моря. А это — десятки речных рукавов, кругом — густой камыш и отмели, бригада рабочих малочисленна. Из транспортных средств — всего один малосильный катеришка.

Но с поручением я все-таки справился. На этом и закончилась моя учебная практика. А вскоре состоялся и выпуск.

По выпуску из леспромуча я был направлен в Малмыжскую лесосплавную контору, которая назначила меня на Каракульскую лесопристань в качестве десятника-бракера. Это дело для меня не было новым, ибо по данной специальности я получил вполне приличную практику еще в училище. И потому, наверное, вскоре пришло новое назначение — на должность старшего десятника на реке Шабанке, на молевой лесосплав.

Для меня изменилась и норма продпайка: стал теперь получать не ученическую, а настоящую лесосплавную.

Работа на молевом лесосплаве была тяжелой, но интересной. Вначале надо было поднакопить в реке воды, а уже затем, через двое-трое суток, поднимать шлюзы и с этим водным валом сплавлять лес.

На работу, как правило, выходили в 4 часа утра, а заканчивали всегда поздно вечером.

На порученном мне нижнем участке реки Шабанки, протяженностью 25 километров, в иные дни работало до 700 лесосплавщиков. Коллектив на первый взгляд большой. Однако в основном это была не очень-то опытная молодежь. Но правильный подбор бригадиров и умелая расстановка сил приносили успех делу.

В то время существовала промежуточная операция на молевых реках, так называемая «салобойка». В общем это не такое уж и сложное дело — просто сплотка леса по окончании молевого сплава в челенья (мелкие плотики), которые, в свою очередь, связывались между собой в ленту и доставлялись катерами к месту погрузки транзитных плотов.

Но салобоечная погрузка осуществлялась в крайне тяжелых условиях — в ледяной воде, и только бывалыми грузчиками. Учитывая все это, каждому грузчику сало-боек полагалось тогда по чарке водки. Бесплатно. Это дело было узаконенным. Даже мы, комсомольцы, яростно боровшиеся в те годы с «зеленым змием», в данной ситуации помалкивали. Тут был особый случай.