В добрый час

— Я понимаю. Как перед экзаменом. Я перед первым так же волновалась.

— Это куда более ответственный экзамен, сестра. Это экзамен на самое великое звание, какое только есть на земле.

«Экзамен»! Она не раз задумывалась над тем, чем для нее будет прием в партию. А вот Алеся подсказала ей это короткое и почти точное определение!

«Великий экзамен»!

А достаточно ли она к нему подготовлена? Имеет ли она право сдавать такой почетный экзамен? Заслужила ли она это звание?

«Член Всесоюзной Коммунистической партии (больше виков)».

«Нет, сначала кандидат, — подумала она. — Сначала проверка на работе, в жизни. С завтрашнего вечера начнется этот великий экзамен». Перед ней лежала книга Ленина «Что делать?». Уже много дней она читала эту книгу. На про-тяжении всей зимы она изучала историю партии с комсомольцами, руководила кружком. Её слушатели, в особенности девчата (парни вели себя более сдержанно), не раз восторга-лись её знаниями, и сама она тогда была уверена, что все знает и может ответить на любой вопрос по истории партии. Теперь же все стало иначе. Теперь ей казалось, что она ничего не знает. За это время она прочитала не все, что следовало…

Пока заканчивали сев, на чтение почти не оставалось вре-мени. А в этот последний вечер она ничего не запоминала из того, что читала. Другие мысли приходили в голову — о прочитанном раньше, и она напрягала память, чтобы вспомнить ту или иную дату, событие, ленинское высказывание. А то вдруг ей начинало казаться, что она забыла, каковы обязанности члена партии, и она, потихоньку от самой себя, заглядывала в устав.

Вокруг лампы летали мотыльки, бились о горячее стекло и тоже мешали, отвлекали внимание.

Вздыхала Алеся, сидя над задачами, — готовилась к письменному экзамену по алгебре.

Маша злилась. Чего ей вздыхать? Все равно, если сама не решит, так завтра спросит у Павла, да и на экзамене не постесняется заглянуть в чужую тетрадь. Беззаботный у сестры характер. Легко ей будет жить.

«Разве радость в том, чтоб легко жилось? — задумалась ока. — Моя жизнь была нелегкой. Да и Алесина тоже, зря я на нее поклеп возвожу… Сколько горя мы перенесли!.. До революции такие, как мы, стадовились нищими. А мы вот… Алеся кончит дреять классов, поедет в Москву… — Ей на какой-то миг стало даже завидно, но она с нежностью посмотрела на сестру, склонившуюся над тетрадью, и, как мать, подумала: — Красивая она у меня».

На улице пели девушки.

Маша плотнее закрыла окно, поправила занавеску, но песня все равно залетала в комнату:

По-осею огу-ро-очки
Ни-изко на-ад водо-ою…

— и мелодия её навязчиво звучала в мозгу, овладевала всем существом и возбуждала непреодолимое желание запеть самой. Алеся уже напевала без слов, тихо и нежно. Маша мысленно повторяла за ней:

Сама буду поливать
Частою слезою…

Слова эти заставили её опомниться: слишком уж не гармонировали они с её настроениями, с её мыслями..

— Алеся!

— Не буду, Машенька!

Маша полистала страницы, которые ещё надо было прочитать.

— Когда я это сделаю?

— А ты заставь себя не думать ни о чем другом, — посоветовала Алеся, как будто знала, что у нее на душе. — Чтоб не мешать тебе, я лягу спать.

Маша начала читать главу о дискуссии в партии, о новой экономической политике и новом поражении врагов партии — троцкистов. И вдруг ей показалось, что она читает это впервые, — перед ней разворачивалась страница великой победоносной борьбы партии за счастье простых людей, за её, Машино, счастье. С трибуны десятого, одиннадцатого съездов Ленин видел будущее великого народа, его всемирную победу.

Маша сосредоточилась и читала, не слыша, что делается вокруг.

…На дворе было уже совсем светло, а на столе все ещё горела лампа. Она потушила её, подошла к окну, растворила его и жадно вдохнула прохладный воздух.

Все произошло значительно проще, чем она себе представляла. Но в этой простоте, как она потом поняла, и было все величие и весь глубокий смысл приема в партию.

Игнат Андреевич спокойным, но не совсем обычным голо-сом прочитал её заявление и анкету.

— Вопросы? — коротко спросил Мятельский, председательствовавший на собрании.

— Расскажи биографию, — сказал Костя Радник, котон рого самого только недавно принимали в члены партии.

Маша встала. Но вместе с ней встал Михей Вячера.

— Не надо, Маша. Знаем мы всю твою биографию, на наших глазах выросла. — И, обращаясь ко всем, продол жал: — Вся её жизнь что на ладони у меня. Я на её родинах был. Мы с Павлом Кацубой дружили, вместе гражданскую войну прошли, вместе домой вернулись. Трое нас — Антон Лесковец, — Михей взглянул на Максима, — и мы. Первыми и колхозы организовывали: они с Лесковцом в Лядцах, а мы Фаддеем Романом здесь, у нас.

Вячера минуту помолчал, обвел всех взглядом, как бы прашивая: а то ли он говорит, что нужно? Но, увидев, что ушают его внимательно, тихо продолжал: