В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)

Сильно стемнѣло. Изъ лампы съ бѣлымъ шаромъ висѣвшей въ сѣняхъ, разливался ослѣпительный свѣтъ и черезъ широко открытую дверь полосой падалъ на лѣстницу. Донна Мерседесъ только что хотѣла поставить ногу на нижнюю ступеньку, какъ вдругъ увидѣла, что изъ противоположной, также отворенной двери въ переднюю вошла дама, a вслѣдъ за ней другая.

При видѣ первой фигуры донна Мерседесъ невольно вздрогнула – длинная, какъ тѣнь, узкая и сѣрая, двигаясь безшумно, точно босикомъ и пытливо поворачивая во всѣ стороны лицо, она казалась семейнымъ духомъ шиллингова дома. Но у этого духа былъ человѣческій голосъ, въ которомъ звучало нервное раздраженіе и негодованіе.

– Боже мой! что за нищенское entrée, [33] – сказала она слезливымъ тономъ, какъ подобаетъ раздраженной знатной дамѣ. – Двери всѣ настежь, точно въ кабакѣ, и нигдѣ никого изъ прислуги… Пожалуйста, Адельгейда, - обратилась она къ другой дамѣ, которая съ видимымъ неудовольствіемъ стряхивала соломинки со шлейфа своего чернаго платья, – дерни звонокъ и какъ можно сильнѣе.

Дама въ черномъ платьѣ тотчасъ же вернулась въ сѣни и сдѣлала, какъ ей было приказано, но колокольчикъ не издалъ никакого звука.

Между тѣмъ, какъ дама въ сѣромъ стояла, точно окаменѣлая, другая прошла мимо нея и повернула въ коридоръ, находившійся съ южной стороны.

– Робертъ, куда вы забились, – закричала она повелительно, наклоняясь надъ лѣстницей въ нижній этажъ.

Громкій голось, казалось, имѣлъ электрическую силу. На лѣстницѣ послышались быстрые шаги, и Робертъ, а за нимъ садовникъ, дворникъ и конюхъ появились, запыхавшись въ передней.

– Извините, сударыня, – бормоталъ онъ, – я вышелъ только на минуту въ кухню, чтобы напиться воды.

Онъ выступилъ впередъ и низко поклонился дамѣ въ сѣромъ, неподвижно стоявшей среди передней.

– Госпожа баронесса изволили пожаловать такъ неожиданно, мы… – Она прервала его нетерпѣливымъ движеніемъ руки.

– Въ какомъ небрежномъ видѣ нахожу я свой домъ! – сказала она холоднымъ повелительнымъ тономъ. – Развѣ домъ Шиллинга гостиница, что въ немъ всѣ двери настежь? Звонокъ заржавѣлъ, газъ въ переднемъ саду не зажженъ, и что означаетъ эта солома на дорогѣ? – обратилась она къ садовнику, съ гнѣвомъ указывая на подолъ своего платья, къ которому пристала солома. – Съ какихъ поръ подстилка для конюшни привозится черезъ передній садъ?

Сѣрая фигура имѣла должно быть видъ гремучей змѣи, потому что человѣкъ, къ которому она обратилась, стоялъ, какъ оцѣпенѣлый, и не могъ выговорить ни слова въ свою защиту. Камердинеръ Робертъ былъ рѣшительнѣе.

– Въ этомъ мы, прислуга, не виноваты, сударыня, – сказалъ онъ, пожимая плечами. – Съ позволенья сказать, мы всѣ изъ себя выходимъ отъ безалабернаго хозяйства, которое ведется въ домѣ уже нѣсколько недѣль. Дверь оставилъ отворенной глупый мальчишка изъ булочной, приносившій вечеромъ хлѣбъ – запирать ее не приказано, потому что звонокъ не заржавѣлъ, какъ вы изволите думать, а просто снятъ. Газъ въ переднемъ саду не горитъ болѣе, фонтаны заперты и солома лежитъ на дорогѣ, словомъ, весь домъ перевернутъ вверхъ дномъ, потому что у пріѣзжаго мальчика былъ тифъ или что-то подобное.

Донна Мерседесъ чувствовала сильное желаніе войти и сказать дамѣ, что ребенокъ былъ боленъ не тифомъ и не какой-нибудь заразительной болѣзнью, но, несмотря на это, она оставалась на мѣстѣ какъ вкопанная и даже инстинктивно уклонилась отъ падавшаго на нее свѣта. Нѣтъ, ея первая встрѣча съ хозяйкой шиллингова дома не должна произойти въ присутствіи ненавистныхъ слугъ!… Будетъ ли она въ состояніи приблизиться къ этой женщинѣ съ должной вѣжливостью и со словами благодарности за гостепріимство? Нельзя было себѣ представить болѣе отталкивающихъ манеръ, фигуры, выраженія лица, чѣмъ у этой возвратившейся домой хозяйки въ сѣрой вуали на круглой шляпѣ, совсѣмъ не шедшей къ ея длинному лицу. И голосъ, эта смѣсь плаксивой злобы и рѣзкой грубости, непріятно дѣйствовалъ на ея нервы.

– Тифъ?! – повторила баронесса и махнула носовымъ платкомъ въ воздухѣ. Донна Мерседесъ видѣла, какъ лицо ея сильно покраснѣло отъ страха. – Надѣюсь, что баронъ не оставался въ это время въ домѣ?

Люди робко переглянулись.

– Баринъ совсѣмъ не боится; онъ день и ночь сидѣлъ въ комнатѣ больного и ухаживалъ за ребенкомъ, какъ за своимъ собственнымъ, – отвѣчалъ съ лукавымъ видомъ камердинеръ.

На губахъ баронессы мелькнула гнѣвная улыбка и обнажила рядъ длинныхъ бѣлыхъ зубовъ, – она взглянула на свою спутницу, которая на этотъ взглядъ отвѣтила равнодушнымъ пожатіемъ плечъ.

– Неужели это тебя удивляетъ, Клементина! – сказала она холодно.

Баронесса не отвѣчала. Она сбросила кончикомъ своего зонтика соломинку съ отдѣлки своего платья.

– Ребенокъ все еще боленъ? – спросила она, почти не глядя на слугъ.

– Да, сударыня, еще не скоро можно будетъ ему встать.

– Боже мой, какая досада! Я не имѣю ни малѣйшаго желанія дышать зараженнымъ воздухомъ, – позаботьтесь тотчасъ же поставить въ сѣняхъ жаровню съ куреньемъ! Гдѣ баронъ?