В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945

Вскоре загудели под снопами наши танки. Видимо, получили приказ: вперед! Пошли мимо наших позиций к городу. И тут наблюдатели заметили, что на окраину города немцы срочно перебросили около тридцати грузовиков с пехотой. Мы за ними наблюдаем в бинокли: куда же они дальше поедут? А из штаба полка, как потом выяснилось, за немецкими грузовиками с пехотой тоже наблюдали. Машины вскоре скрылись за холмом. Прошло несколько минут – и вдруг немецкие цепи появились прямо перед позициями нашего артполка.

Самоходка все била и била. И зажгла один танк прямо возле крайнего орудия. Танкисты выскочили, вытащили пулемет, установили его в ячейке и начали стрелять по немецкой пехоте.

А те валят и валят густыми цепями. Волна за волной. Много, не меньше полка. Не бегут – идут. Не стреляют. Подошли совсем близко, видны даже пуговицы на мундирах.

Я связь со штабом полка наладил. Командир кричит им туда: «Давай огня по высоте! Быстрее!» – и выругался.

И вдруг впереди, где шли немецкие цепи, все загудело, затряслось. «Катюши» сыграли. И накрыли всю высоту. Один только снаряд не долетел, упал позади нашей траншеи. Мы все прижались к земле, потому что было такое ощущение, что снаряды реактивных установок накрыли и нас. Был произведен всего лишь один залп. По времени – это несколько секунд. Наступила тишина. Только слышно было, как трава и земля горели впереди. Ни крика, ни стона, ни единого движения на высоте, как будто там и не было ничего живого.

Вот так закончился тот бой.

Мы встали со дна траншеи, отряхнули с гимнастерок землю. И тут пошел проливной дождь. Промокла даже рация. Я попробовал включить ее – бьет.

Вечером за пушками пришли тягачи. Уволокли на ремонт и подбитые орудия.

Болхов был взят в тот же день.

Через несколько дней мне вручили первую боевую награду – медаль «За боевые заслуги».

Вскоре мы узнали, что освобожден Орел.

– Дивизия наша наступала. От Кирова к Снопоти, к Десне.

И тут меня снова ранило.

Штаб наш стоял в деревне Богачевке под Закрутым. Нужно было переносить его ближе к станции Бетлица. Поехали искать удобное место. Сели мы, несколько офицеров связи и штаба, в полуторку. Через Половитное едем на Дубровку. Где-то за Половитным нас остановили: «Куда?» – «Туда». – «Туда нельзя – немцы». Действительно, метрах в двухстах видна немецкая оборона.

Шофер стал разворачивать машину. Сдал назад и наехал на мину. Меня тяжело ранило. Немец услышал и стал бить из минометов. Меня ранило еще раз – осколком мины.

Только к вечеру нас подобрали. Привезли на аэродром и самолетом отправили в госпиталь.

– Героизма я нигде не проявил. Не пришлось. Обеспечивал связь штаба полка с подразделениями. Одна нитка – на НП дивизии. Три – на НП батальонов. И еще несколько. Бывало, весь луг перед землянкой в разноцветных проводах.

Но героизм наблюдал.

Был у меня во взводе связист Романов. Москвич. Бывало, возьмет катушку с проводом – и пошел. Немец бьет, снаряды вокруг ложатся, осколки свистят. Ребята в траншее – и то на дно присядут на всякий случай или под навес уйдут. А он идет с катушкой и даже головы не нагнет. Смелый был человек. Я ему, когда вернется: «Романов, что ж ты делаешь?» А он вопросительно посмотрит и только рукой махнет.

– Из пехоты меня после госпиталя и военного училища перевели в 686-й артполк. Осенью сорок третьего года из-под Вязьмы нас эшелоном, через Калугу, отправили под Белев. Вот тут я и потерял своего боевого товарища старшину Конькова.

Строили блиндаж. Мы с Коньковым пошли за бревном для накатника. Подняли бревно, несем. Я – впереди, он – сзади. Шли и изредка переговаривались. Выстрела я не слышал. Только почувствовал, что Коньков бросил бревно, и мне другим концом больно ударило по плечу. Я выругался. Что ты, думаю, бревно-то без предупреждения бросил? Оглянулся, а он весь в крови лежит. Когда бревном меня ударило, я сразу упал. Это меня и спасло. Вторая пуля просвистела над моей головой, и я понял: снайпер! Лег за бревно, прижал к земле голову. Больше немец не стрелял. Видимо, решил, что и в меня попал, и поменял свою позицию.

Немец, видимо, рассчитал так: сперва второго, а потом – меня, идущего впереди. Сперва Конькова, друга моего, потом меня… Правильно рассчитал: пока оглянусь, пока соображу, что произошло, он успеет перезарядить винтовку и взять меня в прицел.

Похоронили мы Конькова рядом с блиндажом.

Вот так, как в песне той: «Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…»

Глава 13 Сталинградские истории