В дороге

В Пьетрамале, что находится как раз под дорогой Ратикосы, мы зашли в харчевню перекусить. Немедленно, словно по волшебству, вокруг нашей машины собрались бездельники — потому что даже в Пьетрамале, даже в снежный день, хватило бездельников, для которых появление «ситроена» в десять лошадиных сил было событием, — которые тотчас позаботились предупредить нас о снежных заносах. Мы отправились в харчевню расстроенные — и немного злые на механика во Флоренции. Однако хозяин харчевни нас успокоил: множество людей из Пьетрамалы и деревни на другой стороне дороги должно было быть послано на расчистку, сказал он, сразу после обеда. К четырем часам дорога будет расчищена, и мы приедем в Болонью засветло. Когда мы спросили, свободны ли дороги, что идут мимо Фиренцуолы и Имолы, он отрицательно покачал головой. И мы поверили во второй раз.

Мотив у хозяина харчевни, не пожелавшего сказать правду, был другой, нежели у механика. Если механик лгал из неправильно понимаемых вежливости и гордости, то хозяин харчевни — из примитивной выгоды для себя. Ему хотелось, чтобы мы остались на ночь. Так и случилось. В четыре часа мы отправились в путь. Однако на первом же подъеме снежный занос был в ярд толщиной, и никто не собирался его убирать. Мы вернулись. Хозяин харчевни сделал удивленный вид: неужели никто не убирает? Он не верил нам. Но уж завтра дорогу точно расчистят. И мы решили остаться на ночь.

В то путешествие я взял с собой второй том «Британики» (And — Aus). Это капитальный том, из которого можно почерпнуть сведения о цветковых растениях, об англиканской церкви, о ловле рыбы, об антраксе[42], об афазии[43], о яблоках, арроруте, Азии, северном сиянии, Австралии, не говоря уж об антропологии, археологии, архитектуре, искусстве, астрологии и астрономии. Начал я с поклонения животным. «Медведю, — как я узнал, — поклонялись все язычники, которые жили с ним по соседству». В тот вечер я очень ему позавидовал. И вспомнил четверостишие мистера Беллока:

Медведь полярный не знаком
Со стужею, пронзающей насквозь.
Знаешь, почему? В тулупе он таком —
Тепло ему, морозь его иль не морозь.

Несмотря на разожженный камин, несмотря на теплую одежду, мы замерзли. «Продукты, которые дает корова, — читал я дальше, очарованный этим эвфемизмом, — важны для колдовства». Это было последнее, что я прочитал. Стало слишком холодно даже для чтения. До сего дня я понятия не имею об отношении индейцев к воронам, калангов — к собакам, сиамцев — к белым слонам. И если мне известно, что готтентотский бог, Каин, воплощен в богомоле, Нго, то это исключительно потому, что в следующее летнее путешествие, когда вечера были теплыми и мозги свободными для высших знаний, ибо им не надо было думать о спасении, я опять взял с собой второй том.

В гостиной было холодно, но настоящий кошмар начался, когда мы отправились в кровать. В спальнях этой харчевни камины отсутствовали; не было возможности их согреть. Там вполне можно было бы держать мясо, чтобы оно не протухло. Надев на себя все шерстяное, что оказалось у нас с собой, мы забрались на каменные кровати. Снаружи завывал ветер. Пока простыни не нагрелись от наших тел, о сне можно было и не помышлять. Я прислушивался к шуму ветра и думал о том, что будет в ураган с добычей природного газа, которым прославилась Пьетрамала. Неужели ветер задует гигантские огни? Или они будут гореть, несмотря ни на что? Мысли об огне успокаивали душу, так что я еще долго тешил себя ими.

В Северных Апеннинах газ добывают в нескольких местах. Например, на гербе Солсомаджиоре изображена огненная саламандра, благодаря залежам природного газа. Исключительно в газообразном виде углеводород Апеннин выходит на поверхность в середине гряды. На внешних склонах есть его залежи в более приемлемом виде — в виде нефти, которую теперь добывают в небольших количествах у подножия гор в Пьяцензе, Реджио и Модене. Кто знает, может быть, мы доживем и посмотрим, как с башнями Каноссы[44] будут соперничать деревянные замки буровых вышек.

Ставни скрипели, ветер завывал. Очевидно, что никакой огонь не мог бы гореть в таких условиях. Бедняжки ignes fatui[45], до чего же мы были бы рады им в том ледяном доме! Мы бы с нежностью весталок холили и лелеяли любой огонь, каким бы бесполезным он ни был!

От размышлений об этом огне и о том, как жаль, что его нет в комнате, я перешел к раздумьям о том, почему мне так знаком вид огней на разработках газа в Пьетрамале. Может быть, я читал о них? Или недавно слышал о них в какой-нибудь беседе? Или что? Я напряг мозги. И неожиданно вспомнил. О Пьетрамале я читал в книге «Жизнь и письма Фарадея» Бена Джонса.