В дороге

Мы поднимали брусок, пока он не дошел нам до подбородка. И все-таки Дин легко его одолел. Потом он решил испытать себя в прыжках в длину и махнул не меньше чем на двадцать футов. После чего мы с ним пробежались по дороге наперегонки. Сотку я могу пробежать за десять и пять. А он умчался вперед, словно вихрь. Когда мы бежали, мне почудилось, что я вижу воочию, как Дин точно так же мчится через всю жизнь – в жизнь врывается его скуластое лицо, энергично работают руки, на лбу выступает пот, ноги мелькают, как у Гручо Маркса, и он кричит: «Да! Да, старина, ты умеешь бегать!» Но никто не умел бегать так быстро, как он, и это чистая правда. Потом Буйвол вынес пару ножей и стал показывать нам, как разоружить в темном переулке предполагаемого убийцу. Я не остался в долгу и продемонстрировал ему очень хороший прием: надо упасть перед противником на землю, обхватить его лодыжками, сбить с ног так, чтобы он повалился на руки, и сграбастать его запястья захватом «полный нельсон». Буйвол признался, что он в восторге. Он показал несколько приемов джиу-джитсу. Малышка Доди позвала на веранду мать и сказала:

– Полюбуйся-ка на этих идиотов. – Она была такой сообразительной и веселой малюткой, что Дин глаз от нее отвести не мог.

– Ого! Вот подождите, она еще подрастет! Только представьте, как она прохаживается по Кэнал-стрит, постреливая глазками. Ах! Ох! – Он присвистнул сквозь зубы.

Мы провели суматошный день в центре Нового Орлеана, гуляя там с Данкелами. В тот день Дин окончательно спятил. Увидев на станции товарные поезда, он решил продемонстрировать мне все сразу.

– Ты будешь тормозным кондуктором, или я с тобой больше не вожусь!

Мы с ним и Эдом Данкелом побежали вдоль колеи и, каждый в своей точке, вскочили на поезд. Мерилу с Галатеей остались в машине. На поезде мы проехали полмили до пирсов, приветственно помахивая руками стрелочникам и сигнальщикам. Мне показали, как надо выпрыгивать из вагона на ходу: опускаешь одну ногу, ждешь, пока поезд не начнет от тебя уезжать, разворачиваешься и ставишь на землю другую. Они показали мне вагоны-рефрижераторы с отделениями для льда, пригодными для езды в самую холодную зимнюю ночь, если состав идет порожняком.

– Помнишь, я рассказывал о том, как ехал из Нью-Мексико в Лос-Анджелес? – крикнул Дин. – Вот за эту штуковину я держался…

К девушкам мы вернулись, опоздав на час, и те, конечно, вышли из себя. Эд с Галатеей решили остаться в Новом Орлеане – снять комнату и найти работу. Буйвол был этому только рад, ему уже до чертиков надоела наша шайка. Да и с самого начала приглашение наведаться к нему еще раз получил я один. В передней комнате, где спали Дин и Мерилу, все было перевернуто вверх дном, на полу остались кофейные пятна, повсюду валялись бензедриновые тюбики. К тому же это была мастерская Буйвола, и он никак не мог заняться своими полками. Бедную Джейн довели до умопомрачения непрестанные прыжки и ужимки Дина. Мы ждали, когда придет мой следующий ветеранский чек; его пересылала моя тетушка. Потом мы собирались ехать, трое из нас – Дин, Мерилу и я. Получив чек, я вдруг понял, что мне очень жаль вот так сразу покидать удивительный дом Буйвола, однако Дин был полон кипучей энергии, он рвался в путь.

В грустных багровых сумерках мы наконец уселись в машину, а Джейн, Доди, малыш Рэй, Буйвол, Эд и Галатея стояли в высокой траве и улыбались. Это было прощание. В последний момент между Дином и Буйволом возникло недоразумение по поводу денег. Дин хотел взять взаймы. Буйвол сказал, что об этом не может быть и речи. Было такое чувство, что вернулись техасские времена. Мошенник Дин постепенно возбуждал в людях неприязнь к себе. Ему было на это наплевать, он маниакально захихикал, почесал промежность, сунул палец под платье Мерилу, с чавканьем укусил ее за колено и с пеной у рта произнес:

– Дорогая, мы-то с тобой знаем, что наконец-то между нами все честно за пределами самых далеких абстрактных определений в метафизических терминах, да и в любых терминах, которые ты хочешь обусловить, любезно навязать или принять к сведению… – и так далее; взревел мотор, мы вновь были на пути в Калифорнию.

8

Что за чувство охватывает вас, когда вы уезжаете, оставляя людей на равнине, и те удаляются, пока не превратятся в едва различимые пятнышки? Это чувство, что мировой свод над нами слишком огромен, что это – прощание. Но нас влечет очередная безумная авантюра под небесами.