В дороге

– Эту программу передают на весь Запад! – взволнованно прокричал Дин. – Я день и ночь слушал ее и в тюрьме, и в исправительной школе, старина. Все мы туда писали. Если пройдет твоя контрольная работа, ты получаешь по почте диплом средней школы – точнее, копию. Все желторотые пастухи на Западе – все до одного – хоть разок да черкнули туда письмишко. Они ведь больше ничего не слыхали. Включи радио в Стерлинге, Колорадо, или в Ласке, Вайоминг, да где угодно, и поймаешь Клинт, Техас. Клинт, Техас! А музыка – сплошь ковбойская да мексиканская, самая паршивая программа в истории всей страны, и поделать тут ничего нельзя. У них мощнейшая станция, вот они страну и оболванивают. – За лачугами Клинта мы увидели высокую антенну. – Эх, старина, я еще не то могу рассказать! – вскричал Дин, чуть не плача.

С мыслями о Фриско и о Побережье мы въехали в Эль-Пасо, уже темный и опустевший. Нам надо было во что бы то ни стало добыть денег на бензин, иначе мы могли попросту не доехать.

Чего мы только не предпринимали! Кинулись в бюро путешествий, но на запад в ту ночь никто не ехал. Бюро путешествий – это место, где можно договориться о поездке с горючим на паях, что на Западе вполне законно. Те, кто поизворотливей, сидят на своих потрепанных чемоданах в ожидании попутчика. Мы отправились на автовокзал компании «Грейха-унд», надеясь уговорить кого-нибудь дать деньги нам, а не тратить их на автобусный билет до Побережья. Однако в силу непонятной робости мы так ни к кому и не подошли и лишь уныло бродили по автовокзалу. Какой-то студент при виде аппетитной Мерилу покрылся потом и попытался принять беззаботный вид. Посовещавшись, мы с Дином пришли к выводу, что мы все-таки не сутенеры. Неожиданно к нам привязался полоумный юнец, только что вышедший из исправительной школы, и они с Дином умчались за пивом.

– Давай-ка, дружище, проломим кому-нибудь башку и отберем деньги.

– Вот это по мне, старина! – завопил Дин.

Они ринулись прочь. Какое-то мгновение мне было не по себе. Но Дин всего лишь хотел взглянуть вместе с этим малышом на улицы Эль-Пасо и получить свой кайф. Мы с Мерилу ждали в машине. Она обняла меня. Я сказал:

– Черт подери, Лу, потерпи до Фриско.

– А мне плевать! Все равно Дин меня бросит.

– Когда ты собираешься обратно в Денвер?

– Не знаю. Мне все равно. Можно я поеду с тобой на Восток?

– Надо будет раздобыть во Фриско немного денег.

– Я знаю одно местечко, где ты сможешь устроиться буфетчиком, а я там буду подавать на стол. И еще я знаю гостиницу, где можно остановиться в кредит. Боже, как грустно!

– Почему тебе грустно, детка?

– Из-за всего на свете. Как жаль, что Дин окончательно спятил.

В тот же миг появился и впрыгнул в машину хихикающий Дин.

– Вот это псих, скажу я вам! Вот такие мне по душе! Я знавал тысячи подобных парней, у всех у них голова работает, как стандартный часовой механизм, ох уж эти мне бесконечные разветвления – ведь нет времени, нет времени… – И он завел мотор, ссутулившись за рулем, и покатил прочь из Эль-Пасо. – Остается только брать попутчиков. Наверняка кто-нибудь да попадется! Эх! Была не была! Поберегись! – крикнул он какому-то автомобилисту, обогнул его машину, увернулся от грузовика и выскочил за пределы города.

За рекой виднелись бриллиантовые огни Хуареса, а дальше была унылая высохшая земля под бриллиантовыми звездами Чиуауа. Мерилу наблюдала за Дином, как наблюдала за ним на всем пути через страну и обратно, краешком глаза, с угрюмым, печальным выражением лица, словно хотела отрубить ему голову и спрятать ее в чулан, – горькая, с примесью зависти любовь к человеку, который так поразительно умеет оставаться самим собой, любовь яростная, смешанная с презрением и близкая к помешательству, с улыбкой нежного обожания, но одновременно и черной зависти, что меня в ней пугало, любовь, которая – и Мерилу это знала – никогда не принесет плодов, потому что, глядя на его скуластое, с отвисшей челюстью лицо, она понимала, что он слишком безумен. Дин был убежден, что Мерилу – шлюха; по секрету он сообщил мне, что она патологическая лгунья. Но когда она вот так за ним наблюдала, это тоже была любовь; и когда Дин это замечал, он обращал к ней лицо с широкой, вероломной, кокетливой улыбкой, с жемчужнобелыми зубами и трепещущими ресницами, хотя всего секунду назад он витал в облаках своей вечности. Потом мы с Мерилу рассмеялись, а Дин, ничуть не смутившись, скорчил идиотскую радостную гримасу, как бы говоря: «Разве, несмотря ни на что, мы не берем от жизни свое?» И он был прав.

За пределами Эль-Пасо мы разглядели маленькую съежившуюся фигурку с оттопыренным большим пальцем. Это был наш долгожданный попутчик. Мы затормозили и дали задний ход.

– Сколько у тебя денег, малыш?

Денег у малыша не было совсем. На вид ему было лет семнадцать, он был бледен и страшен, с одной недоразвитой искалеченной рукой и без вещей.

– Ну разве он не славный? – с трепетом в голосе произнес Дин, повернувшись ко мне. – Влезай, приятель, мы тебя отсюда вывезем.