В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

Тычки снизу теперь служат мне предупреждающим сигналом. Я поглубже вдавливаю колени в мягкое днище, подманивая любопытных дорад поближе. Толчок — бум! — и из-под плита выскальзывает большая рыбина: слишком далеко вправо. Бум! — на этот раз слишком уж слева. Бум! — и прямо по центру показывается рыбья голова. Давай! Всплеск, удар! Копье рвется из рук, вспененная вода, расплывающееся облако крови. И вот дорада уже в воздухе. Какая громадина! Кровь брызжет фонтаном. Ох! Меня словно веслом огрели, когда рыбина соскальзывает ко мне по копью. Не дай ей уйти, затаскивай на плот, да живее! Она яростно бьется, во все стороны брызжет кровь. Осторожно с наконечником, последи за острием, дурак! А теперь бросай ее на пол, навались сверху! Огромное тело с квадратной головой на мгновение замирает под моим коленом, когда я придавливаю его всей своей массой. Рыбьи жабры вздымаются в такт моему тяжелому дыханию, я ухитряюсь ухватиться за копье по обе стороны ее тела и получаю секундную передышку. Рыбина лежит, распластавшись поперек всего плота, и в боку у нее зияет дыра размером с мой кулак. В углублении, образовавшемся, в днище под вторым коленом, плавают сгустки крови.

Хлоп, хлоп, хлоп! Лечу навзничь, сбитый с ног оглушительными шлепками вырвавшегося на свободу хвоста. Рыбина начинает судорожно метаться, пытаясь выскочить. Острие! Прежде всего — где острие? Вдруг резкая боль вспыхивает в кисти, потом — в лице. Сейчас она вырвется! На ощупь нахожу наконечник пляшущего вокруг меня копья. Наконец мне удается опять совладать с рыбой, бросив ее на подстилку из спальника и экипировочного мешка, и зарыть опасное острие в глубину толстой ткани. Мы оба задыхаемся. Мне никак не дотянуться до ножа. Взгляд рыбы беспокойно перебегает с одного предмета на другой — ей осталось мало времени, и она это знает. Хлоп, хлоп, хлоп! Она опять вырывается. Не зевай! Левую руку ожгло словно огнем. Дави ее, дави! Хвост сокрушительно хлещет по чему попало, будто пастушеский бич. Мы опять сплетаемся в объятии на мешке. Навалившись сверху, что есть мочи прижимаю ее ногами. Жабры тяжело ходят вверх-вниз. И вот в моей руке нож. Вонзаю его в рыбу, он натыкается на что-то твердое. Это позвоночник. Нажимаю сильнее, и позвоночник переламывается. Жду. Рыба все еще дышит. Потом дыхание замедляется, исчезает… Все… В другой раз мне этого уже не сделать.

Не верится, что во время схватки плот не был продырявлен. Тщательно осматриваю копье, стрела лишь чуть-чуть погнулась, а бензели держатся. Напряженно прислушиваюсь, но шипения выходящего воздуха не слышно нигде. Надувные камеры по-прежнему тверды. Повсюду валяются развороченные внутренности, все залито кровью и наверняка не только рыбьей. Впредь постараюсь выбирать самок, они помельче. А еще перед началом охоты буду соответствующим образом подготавливать свое снаряжение. Сначала накрою как можно большую площадь днища парусиной, потом положу на нее разделочную доску, у правого борта помещу экипировочный мешок, поверх него положу спальник, чтобы прикрыть надувные камеры. С тех пор как я наладил солнечный опреснитель, это первая серьезная авария снаряжения, которую я с успехом ликвидировал.

Несколько часов уходит на разделку рыбы. Сначала я разрезаю ее на четыре больших куска, плюс еще и голова. Потом режу кусок на четыре продолговатых ломтя, по два с каждого бока, которые нарезаю, наконец, тонкими ломтиками, и нанизываю все это богатство на веревку. Записываю в своем бортжурнале, что в тюрьме, где я сейчас томлюсь, странные порядки: меня здесь морят голодом, но порой подбрасывают фунтов двадцать изысканного филе.

Первые недели моего незапланированного вояжа на плоту минули благополучно, настолько благополучно, насколько можно было ожидать. Я благополучно покинул борт тонущего «Соло», адаптировался к новой жизни, и к тому же у меня сейчас больший запас пищи и воды, чем имелось сначала.

Так что положительные моменты налицо. Все отрицательные еще более очевидны. Нехватка углеводов, сахаров и витаминов иссушила мое тело. Я сильно потерял в весе. Вместо упитанного зада теперь торчат одни кости. Я стараюсь проводить как можно больше времени стоя, но ослабевшие ноги мои исхудали и болтаются, точно веревки с двумя узлами вместо коленей. Раньше я не мог обхватить свое бедро обеими ладонями, а сейчас делаю это запросто. Руки и грудь тоже похудели, но благодаря постоянному физическому труду остались сравнительно сильными. Каким образом в моем организме происходит перераспределение тепла и энергии, почему они в первую очередь поступают в жизненно более важные системы, как вообще тело умудряется сохранять свою активность за счет беспощадного самосожжения плоти — все это выше моего понимания; изобретательность природы изумляет и даже развлекает меня. Записываю в бортжурнале: «На этом гусенке больше нет ни капли жира!»