В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

На следующее утро мы выбрались из белой пелены тумана, и вот «Соло», мягко покачиваясь на океанской зыби, спокойно скользит, подгоняемый легким бризом. Мы неторопливо втягиваемся в залив, возле которого приютился город Пензанс. Обычно море тяжко колотит в гранитные утесы Корнуолла, печально известною полуострова на юго-западе Англии, взыскавшего с мореплавателей обильную дань кораблями и человеческими жизнями. Пасть залива таит в себе немало опасностей, таких, например, как нагромождение скал, именуемое мыс Лизард.

Небо ясно, и светит солнце. Море спокойно. За прибрежными утесами виднеются зеленые поля. За двухнедельный переход от Азорских островов мы привыкли дышать соленым морским воздухом, и сейчас запах земли кажется нам благоуханием. Под конец морского перехода у меня всегда бывает такое чувство, словно я доживаю последнюю страницу волшебной сказки, и сейчас оно охватывает меня с особой остротой. Крис, единственный матрос в моем экипаже, разворачивает легкий стаксель. Он взмывает над водой и плавно проносит нас мимо деревушки под названием Мышиная норка, притаившейся в расселине между скалами. Вскоре мы заходим за высокий каменный волнолом порта Пензанс и надежно швартуем «Наполеон Соло». С подачей швартовых концов подведена черта под трансатлантическим переходом маленького «Соло». Наконец достигнута последняя цель — главная в череде задач, которые я поставил перед собой пятнадцать лет назад. В те далекие уже теперь дни Роберт Мэнри научил меня не только мечтать, но и добиваться исполнения своей мечты. Сам Мэнри сделал это на крошечном «Типкербеле». Я повторил то же самое на «Соло».

Мы с Крисом взбираемся по каменной кладке набережной поискать таможню и ближайший паб. Оглядываюсь вниз на «Соло» и вижу: это судно мое отражение. Я замыслил его, создал и направлял его ход. Все мое имущество заключено в нем. Мы вместе завершили эту главу моей жизни. Теперь пришло время устремиться за новой мечтой.

Крис скоро уедет, а я продолжу путешествие один на один с «Соло». Я заявил свое участие в гонке «Мини-Трансат», а это предприятие для моряков-одиночек. Но пока что рано об этом думать. Сейчас время праздновать. И мы отправляемся на розыски местечка, где можно было бы пропустить по пинте пива, первой за последние несколько недель.

Программой «Мини-Трансата» предусмотрены два этапа: от Пензанса до Канарских островов и далее на Антигуа. Так или иначе, мне все равно надо попасть в Карибское море. Я рассчитываю подыскать себе там какую-нибудь работенку на зиму. Мой «Соло» быстроходная прогулочная яхта, и очень интересно сравнить его качества с чисто гоночными. Мое судно так хорошо экипировано для дальнего плавания, что у меня, по-видимому, есть шанс уложиться в сумму своих наличных до самого финиша. Кое-кто из моих будущих соперников в суматошной круговерти предстартовой лихорадки срочно вставляет дополнительные переборки или выводит «мэджик маркером» номера на своих парусах; я же в это время вполне могу позволить себе удовольствие полакомиться местными пирогами и со вкусом пообедать жареной картошкой с рыбой. В самые последние минуты перед выходом я должен буду только шлепнуть марки на письма и отведать на прощание местного пива.

Однако шутки в сторону — нам предстоит отнюдь не увеселительная прогулка. Сейчас уже настало осеннее равноденствие, время, когда ярятся шторма. Дважды за неделю свирепые ветры вспарывают воды Английского канала, переламывая пополам идущие по нему суда. Многие из заявившихся участников гонки запаздывают. Опрокидывается одна французская яхта, и экипажу не удается ее спасти. Люди переходят на спасательный плот и умудряются высадиться на крошечном уединенном пляже, прилепившемся у подножия длинной полосы коварных скал на побережье Бретани. Другой француз оказался не так удачлив: его изуродованное тело и выбитый транец его яхты обнаружены на камнях у мыса Лизард. Мрачное уныние повисает над флотилией.

Отправляюсь в местную корабельную лавку пополнить свои запасы. Она помещается в глубине замшелого переулка, вход в нее не обозначен вывеской. Все, кому надо, и без указателя находят дорогу к владениям старого Уиллоуби. Я уже слышал, что старик — известный ругатель, но мне даже нравится его грубая прямота. Уиллоуби приземист, с такими кривыми ногами, будто их нарочно гнули над паром вокруг пивной бочки, поэтому он косолапит и медленно ковыляет по лавке, раскачиваясь, словно корабль с убранными парусами на зыби. Из-под взъерошенной копны седых волос остро сверкают прищуренные глазки, в зубах зажата трубка.

Обращаясь к одному из своих помощников, он жестом указывает по направлению к гавани:

— Понаехало тут мальчишек, лодчонок видимо-невидимо, хлопот с ними не оберешься, а что толку — одна морока да и только! — Обернувшись затем ко мне, он бормочет под нос: — Вот еще один явился, того гляди, последнее упрет, а старый человек только успевай поворачиваться. Еще, небось, погонять будет.

— Одним словом — связался черт с младенцем! — не остаюсь я в долгу.