В другой мир на пмж (СИ)

Я молча выполнила указания, хотя искренне не верила, что смогла бы удержать здорового мужчину, весящего, наверное, в два раза больше меня. И в нынешнем состоянии Адальвейн вряд ли мог сопротивляться даже собственному убийству.

Уже через минуту поняла, как ошибалась. Вейн выгнулся дугой, я, конечно, этому помешать не смогла, просто скатившись с его ног, за что получила порцию отборной брани уже от Ивица. Дальше я отнеслась к своим обязанностям серьезнее, надо фиксировать, значит надо. Я обхватила его ноги чуть выше коленей, а сама легла сверху, надеюсь, кости у него не повреждены. Вопросом, знает ли старик, что делает, даже не задавалась — не до того было. Адальвейн бился и метался по полу, периодически откашливаясь кровью, глаза у него были то открыты, то закрыты, но признаков сознания он не проявлял, или боль настолько затуманивала разум, что воспринимать окружающую действительность он не мог.

Когда все закончилось, на улице было совсем темно, Ивиц, и без того согнутый временем, окончательно сгорбился и сейчас сидел, низко опустив голову. Вейн, наконец, затих, его дыхание было ровным и глубоким, как во сне. Я же сидела, привалившись к шкафу, и сил на что-либо у меня не было. Даже до кровати дойти я бы не смогла, а по-хорошему, туда надо было перенести Вейна…

— Ивиц, с вами все в порядке? — не выдержав, спросила я, уж слишком жалко сейчас выглядел старик.

Хозяин дома исподлобья посмотрел на меня, медленно, по стенке, поднялся и, тяжело ступая, пошел вниз. Только потом я подумала, что мой вопрос он мог воспринять, как намек освободить помещение. Вздохнув, я почти повторила его действия и, аккуратно ступая, спустилась по лестнице. Старик сидел на кресле у очага и смотрел на огонь. Я замерла, не осмеливаясь его побеспокоить, а вот он не стал дожидаться, пока я соберусь с мыслями.

— Чего тебе? — прозвучало не грубо, скорее просто устало, — твой друг спит, это нормально, до утра проспит точно.

— Я хотела вас поблагодарить. Вы мне ничего не должны, а спасаете и меня и того, кого совсем не знаете, — я подошла поближе к огню и протянула немного озябшие руки.

— Почему же не знаю? Знаю, — огорошил меня Ивиц, — благодаря Адальвейну ир Наваду я сейчас жив. Он спас меня от смертной казни.

Я вытаращилась на старика, бывает же! Интересно, расскажет ли он эту историю?

Видимо, я слишком активно выражала свое любопытство, что хозяин дома усмехнулся и послал меня в погреб, пообещав, что все расскажет за кружкой горячего молока с медом.

Молоко я терпеть не могла, мед так вообще не переносила даже на запах. Молоко с медом вызывало у меня такое стойкое отвращение, подкрепленное воспоминанием о детских простудах, когда меня поили этой гадостью. Только сейчас слабость от магических усилий вкупе с усталостью, приправленной нервами и навалившимся вслед за ними голодом, заставили меня пересмотреть свои вкусовые предпочтения.

Я налила две большие глиняные кружки молока, подогрела сама магией, уже спокойно, не боясь перегреть, и размешала по ложке меда. Старик с благодарностью принял у меня питье и начал свою историю, все также не отводя взгляд от огня.

Он и правда был врач, да не простой, а военный полевой доктор, который умел все: мог роды принять, мог ногу пришить, мог пробитое легкое восстановить. Более того, он был одним из тех случаев, когда магический дар и призвание шли рука об руку. Поскольку мелкие локальные конфликты между государствами здесь присутствовали и только недавно почти сошли на нет, набеги ригнов также не оставляли доктора без дела, он совершенствовал свое искусство. К сожалению, анестезии в этом мире не придумали, как и эффективных обезболивающих типа нашего аспирина. Можно обезболить магически, а травки немного притупят боль, но магии мало, а раненых бывает много. Целительский дар на Менардине не редкий, но мало кто отказывается от сытой спокойной жизни при работе в клинике или частной практики в пользу рисковой работы полевого доктора. Поэтому перед врачами всегда был выбор: либо делать все на живое, либо обезболивать, но лечить меньше пострадавших. А вот Ивиц нашел выход. Он просто открыл анестезирующий препарат, позволяющий безболезненно проводить даже операции по ампутации.

Казалось бы, прорыв в медицине! Да только у этого средства был один недостаток: он оказался сильнейшим наркотиком, в зависимость от которого половина пациентов попадала с первого же раза, второй половине везло больше, после сильнейших ломок им удавалось перебороть зависимость. Вот и получалось, что менаров он спасал, но делал из них наркоманов, попутно пытаясь разработать антидот. Для себя он решил, что лучше быть живым наркоманом, чем покойником. В то, что он сможет найти противоядие и вернуть пациентов к нормальной жизни, верил до самого конца, которым стал для него приговор суда.