«В дружеском кругу своем …» (Вяземский в Петербурге)

А пока в квартире на Моховой Елизавета Михайловна начинает принимать своих друзей и знакомых, каковых у нее оказалось великое множество. Она уже знакома и с Вяземским, жившим в этом же доме по соседству, и с Пушкиным, которого дважды вдова просто обожала. Она умела дружить и дорожить дружбой, стараясь делать добро, ратовала за всех, кто обращался к ней с просьбой, хлопотала за многих, так как была человеком необычайной отзывчивости. Вяземский как-то сказал о ней, что «она была неизменный, твердый, безусловный друг друзей своих». С ней все находились в хороших отношениях, на нее невозможно было обижаться или сердиться, ибо всех покоряли ее добродушие, приветливость и внимание. Елизавету Михайловну принимали во всех дружественных ей домах Петербурга. Бывая в гостях или принимая у себя, она никогда не забывала отдать должное своему отцу и его заслугам, за что и ее уважали как дочь великого полководца. «Мадам Хитрово была достойна своего отца, и любовь, которую она питала к России, исходила и от сердца, и от ума. Она гордилась своей родиной, верила в нее», – напишет безвестный автор некролога после ее смерти. Но Елизавета Михайловна умерла значительно позже, в 1839 году, а пока она вращается в петербургском свете, который часто подшучивает и острит по поводу ее слишком обнаженных не по возрасту плеч и спины. В свете ходили несколько эпигамм на эту тему. Одну из часто цитируемых эпиграмм С.А. Соболевского о «Лизе голенькой» необоснованно приписывали Пушкину. А вот менее знакомое четверостишье Баратынского:

Фемида с каждою зимою,
Зимою новою своей,
Пугает большей наготою
Своих старушечьих плечей.

Не обошел этой темы и Вяземский: 2 марта 1837 года он пишет А. О. Смирновой (Россет): «Это – истина совсем голая, как плечи нашей приятельницы. Глядя на нее, Василий Перовский сказал однажды: пора бы уже давно набросить покрывало на прошедшее».

После переселения Елизаветы Михайловны в июне 1831 года в дом дочери-посольши обе открыли свои салоны: у матери по утрам (утра у Елизаветы Михайловны начинались в час дня), у дочери, Долли Фикельмон, – по вечерам. Вяземский и Пушкин – постоянные посетители обоих салонов.

Набережная Кутузова, дом №32. Дом Баташева.

Все старинные дома Петербурга имеют свою историю. Она складывается не только из имен архитекторов, строивших или перестраивавших эти дома, но и из судеб людей, которые в них жили. Если бы камни умели говорить, то, вероятно, стены дома №32 по набережной Кутузова, могли бы рассказать много интересного. Попробуем сделать это за них. Хотя дом отмечен мемориальной доской в память о жившем здесь Пушкине, все же начнем рассказ с нашего героя, Петра Андреевича Вяземского, нанявшего здесь свою первую семейную квартиру.

Вера Федоровна с детьми приехала из Москвы 15 октября 1832 года сначала на Моховую, а в конце месяца семья поселяется в доме Баташева на Гагаринской набережной. Хозяину, Силе Андреевичу Баташеву, «отставному гвардии полковнику и кавалеру» был заранее внесен аванс в размере 4000 рублей из причитающихся 6000 годовой платы. Просторная удобная квартира понравилась всем: красивый вид на Неву, рядом Летний сад, недалеко от Карамзиных, Пушкиных и до службы близко (Министерство финансов располагалось в левом крыле Главного штаба, набережная реки Мойки, дома №45-47). Наладив быт в новой квартире,

Вяземские открыли двери своего дома для всех. Владимир Соллогуб вспоминал, что Петр Андреевич «имел слабость принимать у себя всех и каждого, рядом с мелкопоместной дворянкой на диване мог восседать чистокровный аристократ, так что вечера приобретали характер «толкучего рынка». Центром внимания гостей были сами хозяева. Веселая княгинюшка сыпала остротами, оживляя общий разговор гостей. Но самым дорогим гостем для нее всегда оставался Пушкин. Она подружилась с ним в 1823 году в Одессе, и между ними сразу установились настолько доверительные отношения, что поэт часто советовался с ней по жизненно важным вопросам.