Въ двѣнадцатомъ часу

Со смѣхомъ согласились на это предложеніе. Каждый: выбиралъ, что ему болѣе нравилось. Когда дошла очередь до мистрисъ Дургамъ, она назвала Свена.

— Я такъ и думалъ, проворчалъ Бенно съ досадой: — или вѣрнѣе, я никакъ не думалъ, чтобъ они были такъ неосторожны и выбрали другъ друга. Свенъ ни за что бы ни сдѣлалъ этого, но когда эти женщины, свернутъ съ прямого пути, стремятся къ погибели, пока ноги держутъ... Неугодно ли вамъ занять мѣсто у руля, мистрисъ Дургамъ?

— Благодарю, отвѣчала мистрисъ Дургамъ: — я предпочитаю переднее мѣсто. Господинъ фон-Тиссовъ, дайте мнѣ вашу руку, Вотъ такъ! благодарю! — и она усѣлась на носу лодки, гдѣ кромѣ нея могъ помѣститься одинъ еще Свенъ.

— Ну! проворчалъ Бенно: — чего нельзя запретить, то должно допустить, какъ выражается достопочтенная Шмицъ.

Лодка отчалила отъ берега и тихо скользила по волнамъ. Смѣхъ и шутки вдругъ смолкли, какъ-будто страшно стало прерывать этими звуками упоительную красоту ночи. Кому надо было, говорилъ шепотомъ, большинство же предпочитало молча прислушиваться къ всплескамъ волны у кормы и однообразной гармоніи то поднимающихся, то опускающихся веселъ. Изъ-за горъ выплылъ мѣсяцъ и залилъ своимъ серебристымъ свѣтомъ берега и рѣку. Всюду сверкало и сіяло; даже капли, струившіяся съ веселъ, блистали въ сіяніи.

Тогда въ ночной тиши пронеслись звуки все громче и громче, огонекъ заблисталъ все ярче и ярче; это пароходъ быстро мчался по волнамъ. Еще нѣсколъко минутъ и онъ съ шумомъ промчался мимо лодокъ, которыя почтительно посторонились, давая ему мѣсто, и несмотря на то, зыбь, произведенная имъ,. сильно закачала лодки къ ужасу нѣкоторыхъ дамъ. Еще минута и шумное чудовище было уже далеко, и вотъ опять ничего не слышно, кромѣ скрипа руля да всплеска волнъ.

Вдругъ пренеслось пѣніе съ акомпаниментомъ гитары изъ лодки, которая тоже отчаливъ отъ темнаго берега, выплыла на средину, залитую луннымъ сіяніемъ. То были студенты, пировавшіе въ прибрежной деревнѣ. Лодка ихъ быстро скользила по блестящей поверхности. Они затянули пѣсню искусными голосами:

«Съ горы бѣжитъ волна въ долину, а мой привѣтъ лежитъ къ тебѣ, стройная смуглая красавица!»

Легкая лодка съ веселыми товарищами мигомъ опередила тяжело нагруженное судно, въ которомъ находилось большое общество. Все слабѣе и очаровательнѣе доносились звуки пѣсни издалека. Они пѣли:

«Тысячи привѣтовъ тебѣ шлю; пора намъ разстаться; но какъ бы я хотѣлъ, чтобъ рука въ руку намъ съ тобой покоиться на ложѣ глубокаго Рейна!»

Стихла пѣсня и, снова ничего неслышно, кромѣ шороха киля и всплеска веселъ.

— Какъ хорошо! сказалъ Свенъ.

— Да, отвѣчала мистрисъ Дургамъ: — мнѣ бы хотѣлось, чтобъ было не такъ хорошо.

— Это почему?

— Потому что тогда мнѣ было бы не такъ грустно, что во мнѣ все такъ мертво и пусто.

Свенъ и мистрисъ Дургамъ по присоединеніи къ обществу очень мало разговаривали другъ съ другомъ, но все время оставались поблизости одинъ другого. Давно уже сдѣлано замѣчаніе, что въ подобныхъ обстоятельствах первые шаги дѣлаются съ дерзкою самоувѣренностью, съ презрительнымъ равнодушіемъ къ свѣту, но за тѣмъ на долгое время наступаетъ сдержанность. Съ необузданнымъ пыломъ открываются врата святилища любви, но у самаго порога новички охватываются страхомъ и робостью. А Свенъ былъ до такой степени новичокъ въ такихъ обстоятельствахъ, что ему и въ голову даже не приходило воспользоваться силою, которая случаемъ ему сама въ руки давалась. Онъ чувствовалъ обожаніе къ Корнеліи, но время еще не дѣйствовало на него и любовь его на эту минуту была чиста и свѣтла, какъ далекія звѣзды на небесахъ. Одно желаніе у него было — видѣть счастливою эту прекрасную женщину. Для осуществленія этого желанія никакая жертва не казалась ему велика.

— Мертво и пусто! сказалъ онъ: — какъ это можетъ быть? Умъ, такъ богато одаренный, какъ вашъ, не можетъ быть пустъ; сердце, умѣющее проливать такія слезы, какія я сегодня видѣлъ, не можетъ быть мертво.

— Вы считаете меня гораздо лучшею, чѣмъ какова я въ действительности. Да, было время, когда душа моя была богата, была обременена богатыми дарами — но теперь не то. Я узнала, что свѣтъ имѣетъ только насмѣшку и презрѣніе для любви, и въ самыхъ счастливыхъ случаяхъ только равнодушіе. Такъ для чего же намъ дана эта драгоцѣнная жемчужина, цѣна которой непонятна для всѣхъ? Обмѣняйте эту жемчужину за мѣшокъ мѣдныхъ денегъ и раздавайте ихъ полными пригоршнями людямъ. Ваша заслуга предъ человѣчествомъ будетъ гораздо выше.

— Но я не нахожу, чтобы вы сами слѣдовали такому правилу въ жизни. Напротивъ. Пошлая бережливость, которая доставляетъ дружескія отношенія со всѣмъ міромъ, для васъ ненавистна. Для толпы вы холодны и горды; ваша холодность отталкиваетъ, ваша гордость оскорбляетъ.

— Потому что я напиталась лицемѣріемъ до пресыщенія; потому что я не считаю людей достойными, чтобъ для нихъ принимать на себя столько труда. Я никого не люблю, никого въ цѣломъ мірѣ, и потому не хочу носить личину любви.

— Вы никого не любите? А ваши дѣти?