В двух битвах

Бой за Сычево был недолгим. Гитлеровцы очень скоро стали отходить. К полуночи мы вошли в когда-то большую деревню Сычево. Бледный свет луны слабо освещал безмолвные руины и темные плешины пожарищ, выглядывавшие из-под снега. Не сохранилось ни одного дома. Каким-то чудом уцелел деревянный мост через реку Редью. Возле моста возвышалась ровная четырехугольная площадка, на ней словно в строю замерли березовые кресты с надетыми на них немецкими касками.

— Не дешево досталась им в свое время деревня, — заметил Морозов. И вдруг крикнул: — Стоп! Ни шагу!

Я остановился. В метре от меня на снегу черепахой лежала противотанковая мина. К ней тянулась нитка провода. Еще шаг, и мы взлетели бы на воздух.

Осторожно переступая через вражеские «сюрпризы», мы пошли по шоссе. Пятьдесят-шестьдесят метров дороги от моста были плотно заминированы. Гитлеровцы основательно подготовили к обороне этот участок. Сычево тянулось по большаку Старая Русса — Демянск. Село занимало господствующее положение, исключительно удобное для обороны. Но удержать и эту позицию, несмотря на все их усилия, фашисты не смогли. Сводный батальон моряков, наступая по обеим сторонам реки Редьи на Михалкино, продолжал преследовать врага.

3. Досадное недоразумение

Одновременно с нами наступал и третий батальон моряков. Он получил задачу ночью внезапным ударом взять Михалкино. Батальоном командовал капитан-лейтенант Городец, человек энергичный и решительный. С ним же были комиссар штаба бригады Иван Степанович Батенин и инструкторы политотдела — старший батальонный комиссар Горохов и старший политрук Немцев. Как там шли дела, нам не было известно. Мы строили различные предположения. Еще на дальних подступах к Михалкину мы заметили зарево, это нас насторожило.

Нас разыскал связной со срочным донесением командира разведроты: «Деревня взята, двигаемся дальше». Командир сводного батальона на четвертушке листа написал, что действия Гуса одобряет, и потребовал данных о противнике.

Его беспокоило отсутствие связи с соседями: слева — с частями 1-го гвардейского корпуса и справа — с Панфиловской дивизией.

Не прошло и часа, как голова колонны подошла к Михалкину. Порывистый ветер рвал в клочья пламя в центре деревни. Привал сводному батальону объявили на окраине. Старшего политрука Иконина (недавно прибывшего к нам из резерва и исполнявшего обязанности инструктора политотдела) оставили с батальоном. Приказав ему ожидать распоряжений, мы направились в штаб батальона.

В штабе было тихо. Все, кроме дежурного командира и связиста, крепко спали. У печки на широкой скамейке похрапывал Иван Степанович Батенин. Луч моего фонарика осветил его лицо. От копоти и пыли оно потемнело. Густая шевелюра разлохматилась. Шапка-ушанка валялась на полу. Будить друга не хотелось, но другого выхода не было. Два-три легких толчка, и Иван Степанович удивительно быстро стряхнул сон.

— Ах, черт! Задремал, — сказал он, протирая глаза и оглядываясь.

Мы крепко обнялись. Я представил ему Морозова, сообщил о положении дел. Проинформировал нас и Батенин. Михалкино было взято на рассвете прошлой ночью комбинированным ударом. Весь день батальон отбивал контратаки врага. Вечером фашисты были окончательно отброшены.

— Народ здорово устал, прямо валились с ног. Пришлось объявить ночевку. В штабриг послали связных.

Иван Степанович сообщил и печальную весть: в бою погибли смертью героев более семидесяти солдат, работник политотдела старший батальонный комиссар Горохов, парторг третьего батальона политрук Николаев и еще несколько командиров. Получил тяжелое ранение старший инструктор политотдела по агитации и пропаганде Немцев. Его еще днем эвакуировали в тыл. По-видимому, он вскоре умер от ран, поскольку никаких вестей о нем получить не удалось.

— Жаль Немцева, — вздохнул Батенин.

Несколько позже мы узнали подробности гибели Немцева. Ночью третий батальон подошел к окраине деревни Михалкино. Фашистский гарнизон обнаружил это и открыл ураганный огонь. Моряки залегли. Подняться было невозможно. Тогда Немцев скомандовал:

— Ползком, впе-ре-е-ед!

Снег и без того был глубокий, да за ночь его порядком намело. Ползти было тяжело. Но моряки довольно-таки быстро приближались к селу. Над головой командира роты и Немцева свистели пули, кругом рвались мины. Фашисты били наугад.

— Ну как, товарищ старший политрук, тяжеловато? — спросил, оглянувшись на Немцева, командир роты.

— Не отстану, лейтенант! Надо ползти быстрее.

Хорошо тренированный лейтенант резко ускорил движение. Немцеву тяжело было поспевать за ним. Но, настойчивый и упорный, он не хотел отставать. Немцев видел, как темная ломаная лента моряков вровень с ним быстро двигалась вперед. А из села по-прежнему вели огонь пулеметы, где-то в лощине ухали минометы, летели осветительные ракеты. Хлопки от них теперь уже отчетливее слышал Немцев. «Окопались, как видно, основательно, — подумал он. — Но все равно выкурим!..»

Раздалась длинная автоматная очередь. Темноту прорезали густые снопы пламени. Это моряки ударили гранатами.