В двух километрах от Счастья

Саша (пожалуй, чересчур бодро и развязно). Как другу? А я с самой школы интересовался проблемой «Возможна ли дружба между мальчиками и девочками?»

Ира. Возможна.

Саша. Невозможна. Я когда зимовал в одной там дырке в Якутии, от нечего делать считал по объявлениям в старых газетах: вышло шестьдесят пять процентов разводов — по инициативе женщин.

Ира. Вы же совсем не то говорите, что хотите. Совсем же, совершенно не то…

Саша. Ну вот и все… Я знал, что так получится… (Едва заметное одновременное движение, может быть шаг, друг к другу.)

Ира. И вчера знали?

Саша. И вчера, и еще тогда, у нас… Когда ты только пришла…

Ира. И я тогда… (Пауза.)

Саша. Ну, говори что-нибудь…

Ира. Зачем?

Саша. Давай уйдем отсюда куда-нибудь.

Ира. Да.

Саша. Он не оставил ключа. (Смотрит на нее.) Ладно, наплевать, бросим все так. Пусть все крадут — выплатим…

Ира. Да.

Саша. Что да?

Ира. Вы-пла-тим. (Уходят, еще не дотронувшиеся друг до друга, но уже близкие.)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Детская площадка перед домом Малышевых. На качалке с двумя петушиными головками, смотрящими в разные стороны, сидят покачиваются Алексей и Пашкин. Рядом стоит с газетой Саша. Все мрачны.

Саша. Вот!.. Вот гад!.. Вот гад!..

Алексей. Ну, а дальше?

Саша (читает). «Рабочая совесть не позволяет мне молчать… Прикрываясь высоким званием ударника комтруда…» Так… «Лишь бы только поддержать свою громкую и звонкую славу, Малышев не остановился перед срывом важного общественного мероприятия…» Черт те что!

Алексей. Ну, дальше!

Саша (читает). «И, как всегда, рядом с крикливой демагогией соседствует обман, по-рабочему говоря, липа. Малышев не раз подписывал фальшивки, помогавшие ему прикрывать…» Что он, гад, спятил?! Какие еще фальшивки?

Пашкин. Мало ли какие… Ты ж не на Марсе живешь, а в Кузине! Ты что, никогда не оформлял воскресную работу другим числом? Никогда не зачислял такелажников турбинистами? И еще…

Саша. Так ведь иначе было нельзя… Иначе бы ребятам не заплатили. За работу ведь, не за липу! Все же знают!

Пашкин. Так ведь все всё знают. Но правила игры! Раз ты их нарушаешь, требуешь, чтоб все было по закону и моральному кодексу… Так уж позволь и им нарушать…

Саша. Нет, но какое гадство!

Пашкин. Сашок, ну, рассуди сам. Он же тебя по-хорошему предупредил…

Саша. Гиковатый?

Пашкин. При чем Гиковатый?! Он что хошь подпишет, если начальство попросит. Сухоруков тебя предупреждал. Видно, ты во что-то такое нечаянно залез, что никак невозможно открывать. И будешь нарываться — тебя под монастырь подведут, под суд. Эта статья, считай, повестка…

Саша. Как же он мог? Яков Павлович?!

Пашкин. Он что, думаешь, для своего удовольствия? Он, может, сейчас больше тебя переживает! Но, видно, ты сильно не туда залез, и тут Як Палчу приходится… Для дела! Знаешь, бывает такое: бью и плачу!

Саша. Сухоруков! Знаменосец! На всю жизнь знаменосец! И все ему равно, какое знамя и куда нести, лишь бы нести знамя…

Алексей. Ты погоди прокурорствовать. Высказал Пашкин гипотезу, а ты сразу… Я Якова тридцать лет знаю. Он правильно-жесткий мужик. Но он и к себе жесткий. К первому! И всегда с полной отдачей, всегда — первым в атаку.

Саша. А зачем?

Алексей. Ну, зачем ходят в атаку?

Саша. Не все за одним и тем же… Вот Шура тоже ходит.

Пашкин. Не-ет, я не хожу. Я даю звук. Обеспечиваю громкое «ура»…

Саша. И не противно?

Пашкин. Почему не противно? Противно… Но привык. И ничего другого делать не умею. И никому ведь от этого вреда нет, что смотр какой-нибудь туфтовый проведем или почин для звону. А мне хлеб. Не мне, так другому, пускай уж лучше мне. Я мыслю — мне платят. Стесняются, но платят.

Алексей. Шура, чего это вы вдруг разысповедовались?

Пашкин (кивает на Сашу). Для него, чтоб не сильно расстраивался. И немножко для себя, я ведь давно по этому делу. Был некоторым образом даже научный работник. И. о. научного сотрудника института народного творчества.

Саша. Ого!

Пашкин. Я там был первый человек. Поедет бригада фольклористов на Север. Ездит там полтора месяца и привезет «Старинные обрядовые попевки» или там семь вариантов песни «Не белы то снеги». А я золотой был работник: выйдет постановление о цикличной угледобыче — я самолетом в Донбасс и через два дня привожу шахтерский фольклор про цикличность. Потребуется внедрять какое-нибудь там травополье — я в село и привожу народную мудрость как раз про это самое. Что-нибудь такое: «С травопольем дружить — в изобилии жить»…

Саша (злобно). Но все-таки выгнали же в конце концов.