В двух километрах от Счастья

— Но это же подло! — крикнула Тома, твердо решившая после той роковой летучки все равно говорить всю правду. — Ребята служат где-нибудь… ну, не знаю, в дальнем гарнизоне. Надеются…

— Так ведь жизнь, — грустно сказал Иван Прокофьевич. — Как заглазно рассудишь? — Он еще пожевал. — Вы ведь в солдатах не служили? Ждать, наверное, тоже не ждали, а? Три года!

И он вернулся к своему столу. К своей папке с цифрой «1» и коротким словом «БЫТ», намалеванным огромными буквами, к стопке «редакционных сопроводилок», требующих принятия немедленных мер: «В Ленгоржилуправление», «В ЦНИИ протезирования», в какой-то «МООП», в «Президиум Верховного Совета» и в «Нарсуд Брухновского р-на».

— У всех беды, — сказал Иван Прокофьевич. — Только разные… У кого суп не густ, у кого жемчуг мелок…

Он еще минуту посидел неподвижно. Наверно, думал про всякие беды, известные ему по должности, может, больше, чем любому другому… И Тома подумала, что, кроме сегодняшней ее девятой папки, есть еще и другие — вон они стоят, — огромные, заполнив все девять полок, от стены до стены: «№ 2. СОЦ. ЗАКОННОСТЬ», «№ 7. БУРБОН ИЗ РАЙИСПОЛКОМА», «№ 11. ТРЕВОГИ МОЛОДОГО СПЕЦИАЛИСТА», № 4 — опять «СОЦ. ЗАКОННОСТЬ» (видимо, в одну не поместилось), «№ 21. ВЫ НЕ НА КУРОРТ ЕХАЛИ!»…

— Да, сегодня имеем производительность! — сказала Кира, быстро строчившая что-то на бумажке. — Ей-богу, Томка, ты нас разлагаешь. Даже зава!

Итак, краткое содержание: «Стихи о неразделенной любви»… Так, следующее. «Автор ставит вопрос о недостатках полового воспитания». Ничего себе формулировочка! Ну и черт с ней! Кира права: невозможно по пятнадцать минут размышлять над каждой регистрашкой. Да и кто их читает, эти бланки! Кому надо будет — возьмет письмо…

Так, следующее:

«Автор анализирует свою ссору с девушкой». Значит, анализирует? А какое хорошее письмо: «Мы с ней поссорились, как правая рука с левой, — и больно, и глупо, и невозможно».

В дверь просунулась красивая крупная голова Вали Гринева, увенчанная каштановой шевелюрой.

— Привет письмам трудящихся! А-а-а, ты уже здесь, опальная дева…

Это Тома опальная дева. Значит, действительно ее спихнули сюда на перевоспитание. Валя близок к верхам, ему все точно известно…

— Девочки, нет ли чего-нибудь такого?.. — Чудная у Вали улыбка — открытая, мальчишеская (это Тома не почему-нибудь, а совершенно объективно). — Вот этакого… Которое просится на полосу. — Он беспомощно развел руками. — Кризис жанра… Простаиваю, как агрегат…

— Они посмотрят, Валентин Сергеевич, — серьезно сказал Прокофьич. — Я еще утром предупредил…

— Ну, смотрите! Не прозевайте! — Валя улыбнулся что есть сил, даже нос наморщился и уши зашевелились. — Помните, что я вас любил.

И дверь бесшумно затворилась.

— Ну положим, меня он не любил, — сказала Кира почему-то с гордостью и выжидательно посмотрела на Тому.

Но та ничего не ответила. И не потому, что ее Валя любил, а просто неизвестно почему. Не захотела, и все.

Следующее:

«Разрешите с вами поделиться, дорогая редакция, моей неудачной любовью. Мне 19 лет, имени, фамилии, адреса я не назову. И я полюбила молодого человека, Семенова Юрия Н., так нежно и горячо, как пишут в романах. Мы с ним дружили больше 4 лет. Из них 3 года, что он служил в армии, и еще больше года дружила, как приехал. Я полюбила его одного, хоть мной многие интересовались, самостоятельные люди. А я же ждала его, и он много раз тоже говорил, что я для него одна.

А случилось так, что он уехал по работе в другой город. И вдруг проходит очень большой срок, а письма нет. И всего он прожил там полмесяца, а мне — вдруг стало известно, что он женился. Я так была ошеломлена таким известием, что у меня все чувства любви омрачнели. Я много читала романов и рисовала свою любовь похожей на некоторых героев романов. Но увы! Моя любовь осталась лишь сценой. Товарищ Вал. Гринев, — где же настоящая любовь и какая она? Этот вопрос меня сильно интересует. Я думаю, что любви настоящей нет.

Неужели мой друг мог так быстро влюбиться, в какие-нибудь пять встреч (он таксист, работает сутками и за пятнадцать дней никак больше не мог). Для ребят это, может, так надо, чтобы они нас обманывали. Но как же за это им отомстить? Жаль, что мы не сильны в этом. Я сейчас согласна убить своего друга за измену. Мне ничего не жаль, но хочется знать истинную сущность любви и прошу ответить. Не хочу, чтобы знал такой подлец, что сильно страдаю, а ответ напишите через газету. Клава Ж.».

Нет, это Вале вряд ли пригодится. А ей, бедняжке, этой Клаве, ну что ей ответить?

— Ой, дуры мы, бабы! — сказала Кира, пробежав письмо. — Все дуры, и умные — дуры, и глупые…

— Кирка, ты совершенно напрасно смотрела на меня, — сказала вдруг Тома и сама страшно удивилась. — Ничего у нас с Валей не было… Просто он принципиально вступился за меня… Ведь действительно же липовая дискуссия.

Теперь уж Кира ничего не ответила. Вку-усно промолчала… С ба-альшим удовольствием! Нет, вряд ли Тома с ней сработается по-хорошему, как с прежними своими девочками из сельхозотдела…

Так, следующее: