В двух лицах

Фотерджилл указал и на причину: слишком большое количество сухариков с маслом за завтраком. Объяснение это Бретон счел лишь чуть более неудовлетворительным по сравнению с новейшими теориями, неопределенно трактовавшими о временных раздражениях зрительных центров. Как-то на исходе сумрачного дня он сидел в зале старинного здания, словно на дне каменного колодца, и перелистывал мало известный медицинский журнал. Внезапно он оледенел, увидев очень точные рисунки — не крепостных фигур, с которыми не справился бы ни один художник, но черной звезды, которая иногда появлялась вместо них.

Один рисунок принадлежал Блезу Паскалю, французскому философу, а другой был набросан в XII веке аббатисой Хильдегардой в Бингене. Аббатиса написала:

«Я узрела великую звезду, дивную и красивую, рассыпающую множество искр, с коими она следовала к югу… и внезапно все они были уничтожены, обращены в черные уголья и сброшены в бездну, так что более я их не видела».

Бретон поспешно перевернул страницу, но, как и в других подобных описаниях, никакого упоминания о последовавшем затем видении прошлого он не нашел. Видимо, в этом отношении он и правда был уникален.

Год спустя Бретон аккуратно записал в тетради:

«Теперь я все больше склоняюсь к выводу, что люди, страдающие мигренями — это не удавшиеся путешественники во времени. Силой, обеспечивающей темпоральную мотивацию, является желание вернуться в прошлое, возможно, в надежде вновь пережить периоды особого счастья, но скорее, чтобы исправить ошибки, которые, как показало дальнейшее, неблагоприятно воздействовали на ход событий.

До смерти Кэт я представлял собой случайный пример человека, который почти мог вернуться в прошлое, но не благодаря особой мотивации, а из-за пониженной сопротивляемости, какого-то врожденного порока нервной системы. (Расстройства зрения могут вызываться некоторым темпоральным смещением сетчатки, которая ведь тесно связана с мозгом и потому является сенсорным органом, соучаствующим в деятельности центральной нервной системы).

После смерти Кэт мой ретроактивный потенциал достиг аномально высокого уровня, что привело к учащению переходов. Не касаясь проблемы философского истолкования, которое согласовывалось бы с законами физики, надо сосредоточиться на вопросе, как претворить теорию в практику. Эрготамины, мочегонные и прочие препараты, используемые для смягчения гемикрании, явно совсем не то, что мне требуется…»

И через пять лет: