В двух шагах от рая

— Женечка, ты знаешь, я никогда не обращалась к тебе с подобной просьбой, — стараясь, чтобы голос ее не дрожал, не выдавал состояния, в котором она находилась, сказала Юля. — Заранее прошу прощения.

— Говори, дорогая, я слушаю.

— Мне нужен больничный хотя бы на три дня. Очень нужен.

— Хорошо, — в голосе Котовой послышалось замешательство. — Может быть, мне приехать?

— Не сейчас, Женечка. Мне нужно побыть одной. Не обижайся, ладно?

— Ну, что ты, Юлечка. Значит так, я открою его с сегодняшнего дня. В среду приеду, запиши вызов с повышенной температурой, кашлем.

— Спасибо.

— Не подведи меня, подруга.

— Женечка, я благодарна тебе, — закрыв глаза, Юлия Сергеевна запрокинула голову назад. Широко раскрыла рот, хватая воздух, задыхаясь от подступающих рыданий.

— Не стоит. Держись.

Казалось, Женя поняла ее без лишних слов. Нет ничего удивительного — они знакомы больше тридцати лет, со школы. Котова знала, что Юлия никогда не позволяла себе раскисать, ни при каких обстоятельствах. И если это все-таки произошло, на то есть веские причины. Они обязательно поговорят об этом, но позднее, не сейчас. Пока ей нужно одиночество. Оно — ее единственное лекарство. Сейчас есть только она и ее ощущения — весь мир словно перестал существовать для нее. Это было пронзительно-горькое состояние растворения в собственном отчаянии. И в этот момент Щеголева думала, что никогда не сможет выбраться из него.

Во вторник Юлия Сергеевна созрела для того, чтобы принять горячую ванну. Она вошла, включила свет, ослепивший ее, и увидела в зеркале чужую женщину. Она не была с ней знакома: тусклые, отрешенные глаза с опухшими веками, уголки рта опущены. Побледневшее лицо словно надело маску Пьеро. Хотелось сдуть с него толстый слой слишком светлой пудры, вдохнуть жизнь. Юлия Сергеевна отвернулась от зеркала, открыла горячую воду. Наскоро сполоснула ванну и начала наполнять ее, добавив средство для пены. Время шло, уровень воды становился все выше. Ждать больше не было сил — Юлия Сергеевна сняла халат, белье и погрузилась в согревающую влагу. Она любила этот контраст горячей воды и прохладной невесомой пены. Мягкая, воздушная, она раскачивалась на поверхности от малейшего движения. Щеголева подняла руку, наблюдая, как по ней стекает бесформенная белая полоса. Эта картина почему-то вызвала улыбку, а еще через несколько минут Юлия Сергеевна мгновенно почувствовала расслабление, закрыла глаза. Сказались бессонные ночи. Щеголева поняла, что рискует уснуть прямо здесь. Стоя под душем, она боролась со сном. Несколько раз струя горячей воды лилась совершенно не туда, куда Юлия ее направляла. Она делала это со слипающимися глазами. Выпуская воду, она едва нашла в себе силы стать на влажный коврик. Большое махровое полотенце быстро впитало капельки воды, оставшиеся на теле. Юлия Сергеевна повесила его на веревку и, накинув халат Левы, оказавшийся под рукой, направилась в спальню. Она не смогла снова посмотреть на себя в зеркало. Ей хотелось думать, что она стала выглядеть лучше, чем двадцать минут тому назад. Она даже не стала заострять внимание на том, что надела халат мужа. Это стало еще одним доказательством одиночества, но Юлия Сергеевна сейчас не была способна думать. Она вошла в спальню, представляя, как удобно устроится на своем месте. После такой замечательной ванны ей не хотелось спать, согнувшись под диванной накидкой. Она почувствовала, что сможет войти в комнату, где теперь на просторной кровати она осталась одна. Прохлада постели на несколько секунд вывела ее из состояния полусна. Но, согревшись, она не заметила, как веки сомкнулись, глубокий сон унес ее во тьму, бездну, бесконечность.

В среду утром Юлия Сергеевна позвонила в больницу и сделала повторный вызов врача. У Жени обход участка пришелся на вторую смену. Чтобы как-то занять себя до ее прихода, Щеголева принялась наводить порядок в квартире. Это была самая генеральная из всех генеральных уборок, которые она проводила. Целый день, не выпуская из рук пылесос, тряпку, Юлия Сергеевна придирчиво осматривала свои владения. Прежде всего она убрала фотографии, на которых были она и Лева. Со стены в гостиной исчезло маленькое фото в овальной рамочке; их фотографию, стоявшую на трюмо, она подняла и скомкала. Убрав в спальне и кабинете, она плотно закрыла двери, ведущие в эти комнаты. Ей нечего там делать. Так она окончательно привыкала к мысли, что с местоимением «мы» покончено.