В двух шагах от рая

Не наши эти горы, и нашими не станут.
Оставьте разговоры вокруг Афганистана.
Один юнец московский, проездом из Арбата,
Геройствовал чертовски, палил из автомата.
Всех под одну гребенку – и смелого и суку.
Панджшеры и зеленки – невелика наука.
Старлей с пробитым легким стал скоро капитаном.
Ах-ах, какая легкость, вперед за орденами!
А трус курочил вены и клялся пацифизмом.
По недоразуменью ты здесь вот ищешь истин,
Что не дались в Союзе. Хотелось очень прямо:
Хотелось с маху узел. И вот, в Афганистане…
А вышло, что не вышло. Дерьмо России милой,
В которой был ты лишним, и здесь тебя душило.
Ах, русский Че! В Тузеле садятся скотовозы.
У шлюхи на постели уронишь свои слезы.
А ей не это надо, ей спать уже охота.
Облизана помада, ломает рот зевота.
Не наши эти горы и нашими не станут.
Оставьте разговоры вокруг Афганистана.

…все они бабы одинаковые… чего я позарился на официантку? что я

в ней нашел? подстилка… водка на соблазн натолкнула… как говорил

Моргульцев: «Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки…»

…а песня-то сильная… я когда первый раз услышал – мурашки по

коже побежали… магнитофонные кассеты на границе таможня

отбирает, чтобы крамолу пресечь, а он молодец, в дневник

переписал… на самое видное место… лейтенантом написанная,

лейтенантом сохраненная… увековечили афганскую войну в стихах и

песнях…

«Мы часто выпиваем. После боевых, звания обмываем и награды, дни рождения, отпуск и возвращение из отпуска, и просто так, потому что хочется выпить. После водки расслабляешься… до утра. Тянет выпить, каждый вечер тянет».

«Убивать на войне – еще не обязательно совершать преступление. В чем виноваты, например, солдаты, вынужденные стрелять в людей по приказу командира? Нельзя их обвинять. Хотя, с другой стороны, немецких солдат вроде бы судили, не всех, но судили. Получается, что если в основу войны закладывается формулировка типа „во имя“ или „на благо“, значит убивать можно. А если кто-нибудь потом, скажем, лет через двадцать, решит, что война в Афганистане была неправедной, тогда что? Выходит, что мы автоматически превратимся в преступников! Так все же: кто имеет право решать „на благо“ ведется война или же она несправедлива?»

«Сильных не судят, сказал Олег, когда я затронул с ним эту тему. Он, как всегда, прав. Победителей не судят. Судят проигравших и побежденных. Вот почему немцев судили за их преступления. Американцев после Вьетнама не судили, и нас никто не посмеет судить. Советский Союз есть и всегда будет великой державой!»

«Дисциплина в армии основана на кулаке и мате. Хочешь – не хочешь, а слова сами начинают вылетать из тебя. Пропитываешься матом насквозь. Слова грубые, умело и в нужной ситуации сказанные, могут возыметь большую силу, поднять авторитет. Солдаты к мату привычны, другого языка не понимают. Они иногда используют обычные слова в разговорной речи, но мало. Даже „чурки“, как называют выходцев из среднеазиатских республик, плохо знающие русский, если на них накричишь матом, всё понимают, как миленькие. И афганцы первым делом освоили этот немудреный язык.

Одна наша часть стоит в центре города, на охране афганского президента. Мы как-то заехали туда. Подходит ко мне афганец в военной форме. Я спрашиваю: «Как дела, бача?» Он отвечает: «Заэбыс, командор!» Я ему стал объяснять, что так не говорят, что это плохое слово. Афганец слушал-слушал и говорит: «Нет, командор, я знай русский хорошо! Плохо – это уёво, а хорошо – заэбис!»

Мы привезли в Афганистан танки, идею о коммунизме, тушенку и матерщину. Видимо, это все, на что мы способны…»

Проводница внесла в купе жиденько-рыжеватый чай в подстаканниках.

– Потом, – отмахнулась от мелочи. – После рассчитаемся.