– Ну-ка, сбегайте, товарищ солдат, приведите-ка мне переводчика из агитотряда. Не узбека только, а русский там – младший лейтенант. Пусть узнает у деда… Какого? Вон, переходит дорогу! Пусть узнает, что стряслось с девочкой его! Все понятно? Бегом! Саватеев, Сычев, за мной. – И Епимахову, который подошел к БМП:
– Присмотри-ка за хозяйством.
Спроси кто Шарагина, почему вдруг его затронули проблемы дряхлого афганца, не ответил бы, просто, скорее всего, на тот конкретный момент, ничто другое не занимало лейтенанта, и еще показалось ему, что девочка плачет.
Сбивчиво, многочисленными жестами, по-мужицки бестолково объяснялся афганец.
– У него внучка ранена. Пуля в плечо попала. Врач нужен, – переводил младший лейтенант.
Солдаты перенесли девочку через дорогу, положили на траве, недалеко от БМП и машин агитотряда.
– Чириков!
– Я!
– Ищите врача!
– Есть!
Шарагин повернулся к переводчику, словно оправдывался:
– Я-то думал, может быть, ее в автобусе укачало. Потом вижу, она на бок завалилась…
Посланный солдат вернулся без врача.
– Где Айболит?! – недовольным голосом спросил Шарагин.
– Он там, товарищ лейтенант, с афганцами обедает… Говорит, скоро придет…
Набежали любопытные афганцы, человек тридцать, толкались, карабкались на плечи друг другу.
– Разогнать! – приказал Шарагин.
Рядовой Бурков направил на афганцев автомат, передернул затвор. Мальчишки отскочили, но не испугались. Дразнили советского солдата.
Девочка сидела и тихо плакала. Явившийся наконец врач поднял разорванный рукав, осмотрел наспех перебинтованную несвежими тряпками серую от грязи тонкую детскую руку с запекшимися пятнами крови.
Очевидно, пуля на излете вошла в плечо, и застряла где-то под лопаткой. Переводчик со слов старика объяснял, что произошло:
– Она в поле работала, в верхнем кишлаке. Душманы часто обстреливают советскую заставу, и застава отвечает, а мирным жителям достается. Шальная пуля. Поле посреди, получается, расположено… Часа три назад ее ранило.
Врач сменил бинты, сделал обезболивающий укол, через переводчика объяснил деду, что необходимо срочно везти ребенка в госпиталь, а там немедленно оперировать.
– Скажи деду, что не исключено, задето легкое и перебиты сосуды. Пусть поспешит. Заражение, скажи, может начаться.
– Не знаю, как перевести…
– Скажи просто, что оперировать срочно надо! Пусть в Кабул ее везет. Иначе не выживет!
– Говорит, денег нет.
– Тьфу ты, черт, – рассердился Айболит. – А я тут причем? Я врач или шофер такси? Может, прикажешь на дороге ее оперировать, штык-ножом?!
– Подожди, – вмешался Шарагин. – У вас там мешки с зерном еще остались?
– Наверное, – кивнул переводчик.
– Дай ему мешок. За мешок зерна их любая машина до Кабула довезет.
– Это надо с командиром отряда обсудить…
– А что здесь обсуждать?! В кишлаке сколько мешков духам подарили?! Я пойду сам говорить с командиром отряда. Где он?
– А вот он идет – капитан Ненашев.
Командира агитотряда уговаривать не пришлось, порядочным оказался капитан Ненашев, мигом все понял, отдал распоряжение бойцам сгрузить мешок.
Пока ловили машину, договаривались с водителем, перетаскивали зерно из «КамАЗа», врач накорябал что-то на клочке бумаги. Закончив, протянул переводчику:
– Скажи, пусть в Кабуле идет в советский госпиталь, записку там покажет, я все написал…
Глава седьмая
МОРГУЛЬЦЕВ
Командир агитотряда решил утром выезд по кишлакам повторить, чтобы «избавиться» от оставшейся в грузовиках материальной помощи, а в Кабул вернуться с громким рапортом об очередном успешном пропагандистском рейде.
Десантуру вновь никто не спросил, хочет она – не хочет по кишлакам мотаться. Приставили десантуру охранять, подчинили политработникам, вот и томились в безделье на БМПэшках с раннего утра гвардейцы.
Лагерем встали в поле за советской заставой.
Лейтенант Епимахов помаленьку приобщился к жизни на броне, афганцев рассмотрел вблизи; уверенно и довольно грамотно бойцам позиции определил, часовых на ночь назначил. Командирский тон прорезался в нем, еще пока наигранный и слишком громкий, подражательный, да и это уже было неплохо. Главное, чтобы бойцы все время в напряжении находились, усваивали голос взводного.
«Слоны» – те тоже не промах, чуть заприметят слабинку, почувствуют нерешительность, – пиши пропало, падет авторитет командира, сядут старослужащие на шею, оборзеют. Они знают себе цену, вразвалочку передвигаются, умело отлынивают от работы, «шлангуют».
В начале перемигивались, что, мол, инициативу проявлять? Подождем распоряжений, пусть попрыгает «щегол», попотеет, поймет, что без нас он – нуль; зубоскалили дедушки новому взводному.