В двух шагах от рая

Развеселилась чужой беде солдатня, приподнялись от оживленных возгласов на секунду и старослужащие, задремавшие было в привычном убаюкивающем громыхании.

– Соляра! – презрительно выдавил Мышковский.

– Вояки.уевы! – отозвался прикорнувший рядом Сычев.

На перевале взвод Шарагина, словно стараясь обхитрить солнце, прятался урывками в тени скал. Бронемашины то ускользали в галереи, то обнаруживали себя опять, выныривая обратно на дорогу.

Не сразу, но заполз-таки взвод на перевал, и, обернувшись назад, видел Олег внизу на витках серпантина, там, где скалы не заслоняли дорогу, как лезут и лезут вверх грузовики, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, и не было конца всей собравшейся на войну техники, затерялось замыкание где-то в предгорьях, а быть может и только от Кабула еще отъезжали последние части.

Ближе к полудню, когда дорога заметно испортилась, стала рябой от частых выбоин, и объезжали скатившиеся с косогора и неубранные валуны, Шарагин заметил, что механик-водитель клюет носом.

БМП потянуло вправо, на крутой склон, нос задрался, машина начала крениться.

…заснул водила… сейчас перевернемся!..

Малость еще, и запросто опрокинулась бы навзничь, как жук навозник, пятнадцатитонная махина, и угробила б хребтом своим всех, кто разнежился на броне в пассажирах. Шарагин, которого потянуло назад и куда-то вбок, уравновесился с трудом, и впечатал ботинок в голову механика-водителя, будто педаль тормоза вдавил в пол. Водила шарахнулся мордой о край люка, привкус крови во рту и боль вывели его из состояния сна, и, видимо, плохо соображая в первые секунды где он, на какой планете, и кто он, взял резко влево, разворачивая машину поперек дороги, а вдобавок ко всему резко затормозил, от чего Шарагин прикусил язык.

…черт бы тебя побрал, идиот! теперь до вечера язык не

пройдет…

Шарагин прыгнул на нос БМП и два раза треснул солдату в грязную от пыли харю:

– Контужу на месте!

Глаза водилы, блуждавшие в тумане усталости, прояснились. Он даже не нашелся, что сказать, а может знал, что лучше молчать – иначе еще раз врежут.

– Поехали! Поехали!

Руками, покрытыми цыпками, с потрескавшейся кожей, в заусенцах, грязными от масла, солдат пытался вытереть лицо, но лишь размазал жирную зеленовато-серую пыль.

…вот подфартило!.. как с такими придурками воевать?..

каждый третий в роте необстрелянный молокосос!.. ничего,

теперь не заснет…

Но «для профилактики» засадил с размаха водиле по шлемофону кулаком:

– Только попробуйте у меня заснуть, Дегтяренко!

Чтобы отвлечься от нервного срыва, успокоиться, Шарагин, мусоля во рту сигарету, осматривал местность.

Монолит скал, треснувший когда-то, и уступивший место аквамариновому горному потоку и серпантину перевала, сменился долиной. После уныния и подавленности каменного желоба открывшийся простор ободрил русского человека, привыкшего к земле ровной, гладкой, несущейся вдаль. Камыши увидел он, заливные луга, почудилось на мгновение что-то знакомое в этом пейзаже;

…сейчас бы увидеть привычный горизонт, окаймленный лесом…

он уставился на вырвавшуюся из тисков гор и от того замедлившую бег речку, стал выискивать ту самую заветную полоску леса, но споткнулся о саманные домики, и иллюзии оборвались – Россия была далеко отсюда.

…кишлачок у подошвы горы – духовский… в прошлом году наша

разведка напоролась там… тем там все заминировано… а вот там,

кажись, мы сами в свое время «чесали»… горы, одни горы… мы

окольцованы горами…

Величественно и надменно, как если бы высказывая презрение к суете и мирским проблемам, возвышались снежные вершины-недотроги, а меж ними растворились речушки, поля, рассыпанные и тут и там кишлаки, спешащие на встречу с победой и со смертью иноземные полчища.

Над массивом гор застряли наплывшие чуть раньше облака, не менее громоздкие, но парящие с легкостью необыкновенной. Со своих тысячелетних вершин горы, казалось, завидуют этой легкости облаков, их способности полететь дальше, не задумываясь, и не жалея ни о чем. Снежные пики тянулись в бесконечность, будто мечтая о воле, мечтая вырваться из этого мира, упрятаться повыше, устав от его глупости, жестокости, словно задыхаясь от воздуха, пропитанного ненавистью, несправедливостью, кровью и страданиями.

…горы в Афгане всегда рядом с тобой… то за спиной,

словно человек какой стоит и стоит, засыпаешь – стоит,

просыпаешься – стоит… стоит и не двигается, не уходит… то