В двух шагах от рая

та жизнь, которая не с нами, вымышленная, это время в конце

войны, когда кажется, что впереди будет только любовь, это надежда,

которая живет в каждом из нас, это когда тебя не заносят в списки

убитых, когда после боевых рота приезжает без потерь…

Глава пятнадцатая СОВЕТНИК

Он остановился у столика медсестры, как если бы собрался что-то спросить, однако сообразил, что медсестры нет, и, к тому же, вдруг понял, что забыл, что вылетела из головы нужда, изначально приведшая его сюда.

В палате находилось человек тридцать. Все лежали. Некоторые – накрывшись простыней с головой. Выделялись те, что на вытяжках. Одна нога у таких раненых была подвешена, либо покоилась на наклонной плоскости.

Шарагин направился в дальний конец комнаты, где после нескольких двухъярусных кроватей, отделенная от основной, находилась комната для офицеров.

Стену перед офицерской комнатой расписали яркими красками. Какой-то непрофессиональный художник изобразил русский пейзаж: березки, речка, избушка.

…капельницы, торчащие на длинных палках прямо под потолком… как

надоели мне капельницы, синяки одни на руках, живого места не

оставили, изверги…

И он приподнял рукав больничной пижамы, сначала на левой, затем на правой руке, осматривая желто-синие пятна. Длинные голубоватые вены, напоминавшие притоки Волги, или Амазонки, или Нила безжалостно искололи толстой иглой.

…белое все кругом, белое и синее… все одеты в одну форму…

пацаны лежат плечо к плечу почти что, точно не госпиталь это, а в

строю они продолжают стоять… и у каждого свое неразделенное

горе…

Он пытался вспомнить и не мог. Что привело его в эту палату? Какая такая необходимость была кого-то искать среди этих лиц, зачем ему нужна была травматология? И правильно ли вообще пришел в это отделение? Он искал кого-то, но кого именно он не знал, подводила память, забыл, надеялся, что узнает, если увидит.

…третий слева – парень с забинтованной головой, рука в гипсе,

пальцы испачканы зеленкой… знакомое лицо… похож на… впрочем,

нет, я не знаю его… все солдатики похожи один на другого…

Парень был накрыт простыней. На месте правой ноги простыня прижималась к кровати.

– Дневальный! Принеси утку! Оглох что ли?!

…из дальнего правого угла кричит еще один ампутант…

…и кровати целой не надо – половины кровати достаточно…

На крик спешил дневальный, затюканный боец, из молодых, в пижаме, тоже на излечении, только явно идущий на поправку. Дневальный порхал по комнате бабочкой.

…голый торс, хорошо развитая мускулатура…белобрысый мальчишка,

чем-то на Сыча похож… смотрит на меня, будто я виноват… я тоже

ранен и контужен… что это я оправдываюсь?..

Дневальный помог парню подняться с кровати, поднес сосуд. Солдатик откинул простыню. Обе ноги у него были ампутированы почти у самых бедер. Он облокачивался одной рукой о кровать, другой держал стеклянную баночку – «утку».

И чего это офицер с замотанной бинтами шеей так уставился? Разволновался, и

…желтая моча…

потекла мимо «утки», по рукам и на простыню.

Шарагин отвернулся. Все еще в растерянности, стоял он посреди комнаты, рассматривал остальных ребят. Но взгляд непроизвольно вновь вернулся к парню с ампутированными ногами.

…как он будет передвигаться? он же будет всем по пояс… кто

заметит его, такого маленького, точно распиленного пополам?..

Вошла медсестра. На принесенном ее подносе стояли стаканы и малюсенькие, грамм по сто, баночки с яблочным соком. Дневальный отнес утку, присел за стол, а рядом устроился, прислонив костыли к стене, второй раненый солдатик, и оба они стали ковырять банки консервным ножом, проделывая отверстия.

…ведь тысячи таких вот «огрызков» оставит Афган! и всем будет

наплевать, за что они воевали, где, когда… хорошо, что меня пощадила

судьба!..