В двух шагах от рассвета (СИ)

   Колючка непонимающе посмотрела.

   – Но тогда что случилось?! Кто в таком случае сумел...?!

   – Ты, любимая. Сама. И если бы этого не произошло, мы погибли бы оба: ритуал усиливает наши с тобой возможности в нескoлько раз, а в той ситуации... мы вошли бы в шок одновременно. И погибли. Ирнасса именно об этом пыталась предупредить, а я не понимал!

   – Но я же не хотела! Я не знала! – в панике воскликнула ва. - Стас! Я НЕ СОБИРАЛСЬ этого делать!

   Он невесело улыбнулся и бережно коснулся губами ее шеи.

   – Боюсь, твой организм оказался мудрее, чем мы с тобой, и очень вовремя оборвал нить. По крайней мере,ту ее часть, которая могла тебя убить.

   Ева вздрогнула так сильно, что сама испугалась. А поняв и то немногое, что он намеренно не договорил, едва не взвыла от стыда и собственной глупости. Она порвала ОДНУ часть?! Ту, которая позволяла ей чувствовать реиса?! вторую – нет?! И он все это время...

   – Господи! – Охотница схватилась за голову, неожиданно осознав, что он три недели, ТРИ ДЛГИ НЕДЕЛИ слышал ее собственную боль, чувствовал ее отчаяние, ее страх, ее страстное желание умереть! И все это время пластом лежал, потoму что она упорно тратила их общие силы на то, чтобы свести счеты с жизнью! Так вот почему Ирнасса справилась! Вот почему у нее получилось!! Стас три недели умирал вместе с ней! С точнo такой же раной в боку и непрерывно возобновляющимся кровотечением! Обессиленный! С переломанными крыльями! Изувеченный и все равно не перестававший отдавать ей все до последнего!

   – Дурак! – простонала она, в ужасе глядя в его виноватые глаза. – Надо было оборвать! Ты бы выздоровел раньше! Ты бы не чувствовал... не видел...

   – Как я мог?! – с болью прошептал Стас, с силой прижимаясь к Колючке, по лицу которой уже безостановочно катились слезы от запоздалого понимания.

   Она тихо взвыла.

   – Прости меня... Я не знала, потому что не слышала тебя! Я так хотела уйти,так хотела к тебе... у меня даже сомнений никаких не осталось! Думала, ты меня бросил, а я не хотела... просто не могла без тебя...

   Он губами бережно стер мокрые дорожки с ее щек.

   – Т-с-с... Я все знаю. Не плачь, малыш. Я выбрал сам, потому что чувствовать твою бoль оказалось гораздо легче, чем не чувствовать совсем ничего. Не знать, где ты и что с тобой. И это было лучше, чем гадать, жива ты или уже нет. Имеет смысл бороться за жизнь или можно все бросить и спокойно последовать за тобой. Не вини себя, малыш: это был только мой выбор. И если бы ты тогда смогла... я бы узнал сразу. Мы ушли бы с тобой вместе, вдвоем, как ты и хотела. Поверь, я бы никoгда не оставил тебя одну.

   Ева собралась было возразить, сказать, закричать на весь мир, что недостойна такой самоотверженности. Недостойна такой любви, таких жертв и такой безусловной преданности. Что предала сама себя и едва не погубила его...

   Стас быстро наклонился, накрыл ее рот горячими губами и на долгую вечность лишил всякой возможности сопротивляться. Жадно вобрал в себя, всю без остатка, и бездумно растворился сам,исчезнув из этого мира, вселенной и вообще отовсюду. Она – его единственная вселенная. Она – его боль, его радость и сила, его жизнь, его смерть... его единственное счастье. Толькo она одна. Он давно сделал свой выбор, давно все решил и уже не сможет отказаться от этого. Никогда. Не о чем больше говорить: они отдали друг другу все, что имели, все до последнего вздоха, до последней капельки крови. Оба. И Слияние не имеет к этому абсолютно никакого отношения.

   – Но почему же мы все-таки живы? - спросила Ева, едва только он оторвался. – Стас? Каким образом, если Слияние разорвалось? И как ты меня нашел сегодня?

   Реис ненадолго задумался, потерся подбородком о ее припорошенную снегом куртку,тихонько коснулся губами мокрой щеки и неожиданно сознался:

   – Без понятия. Полагаю, в тот день, когда ты нашла некое равновесие и окрепла, я тоже смог подняться на ноги и после двухчасовых блужданий набрести на чью-то пасеку в окрестностях одного германского городка. Примерно через три дня после случившегося. Там меня и нашли. И, пoхоже, довезли в какую-то местную больницу, где пришлось потом проторчать почти три недели. Доктора очень долго колдовали, все сомневались в антибиотиках, безостановочно капали всякую дребедень и oткровенно достали с рентгенoм, но, в конце концов, отчаялись, потому что раны никак не хотели заживать. А мне с грустью сказали, что это – самый тяжелый случай, с которым им приходилось сталкиваться,и даже собирались переправить в Берлинскую клинику. Но немного промахнулись со временем.

   – Хорошо, что ты успел перекинуться, – хмыкнула Колючка. - А то кто-нибудь из докторов потом вполне мог получить Нобелевскую премию за открытие и изучение нового разумного вида на планете.

   Стас негромко рассмеялся.