В двух шагах от солнца

Это лежит посреди дорожки, на почерневшем асфальте, едва различимое в тумане. Я не знаю, что? это такое, но нисколько не сомневаюсь, что это — конец.

Я считаю шаги. Через… тринадцать… двенадцать… одиннадцать… шагов… десять… я приближусь… девять… и увижу… восемь… Боже, боже!… семь… Спаси меня… шесть… сохрани… пять… и помилуй…

Четырнадцать шагов…

Вот оно…

Но это же…

***

— Моросит… Ну и погодка нынче. А туман‑то какой!

— Давление падает… Сердце… Может быть, дать ей эпинефрин?

— Какого черта, Нику, ты с ума сошел?

— Где носит этого чертова реаниматолога?!

— Где, где… Не знаешь, что ли? С Илинкой, в сестринской, трахаются.

— А тебе не кажется, что ему надо бы здесь быть?

— Нику, не будь занудой, я тебя умоляю… Ты же не в клинике в Бухаресте. И даже не в Тимишоаре. Ты в Корабии… Ну все, давайте… С Богом!

***

Я слышу ее шаги. Ее шаги. Наконец‑то! Наконец‑то ты пришла ко мне!

За мной.

Как долго ты шла, как долго!

Я ждал. Терпеливо.

У меня было достаточно времени, чтобы научиться терпеливо ждать…

Мама!.. Мне холодно…

***

Четырнадцать шагов пройдены…

Я наклоняюсь, приседаю на корточки…

Это — кукла. Старая, старомодная, видавшая виды. Да, такие куклы были в моем недолгом детстве.

Тем более, что это она и есть…

Конечно, это она — моя… как ее звали?… Кажется, Ленута… или Луминита?.. Не помню… Четырнадцать лет прошло.

Но это она, та самая, которую я положила Милошу. Вместе с Милошем. Когда… Когда…

Я опускаюсь на колени, на холодный и мокрый асфальт, заглядываю кукле в лицо.

Ее глаза поворачиваются, сдвигаются в мою сторону. С легким деревянным механическим стуком.

— Ма–ма…

Разве моя Ленута была говорящей?.. Не помню… Нет, скорей всего.

— Ма–ма…

О, Господи, этот голос я узнала бы из миллиона!..

— Ма–ма…

Механический и безжизненный, но это — голос моего сыночка!

— Милош!

— Ма–ма…

— Милош, сынок!

— Ма–ма…

— Мама пришла, Милош. Мама пришла. Она здесь.

— Ма–ма…

— Тише, сыночка, тише, мой хороший… Мама с тобой…

— Ма–ма…

Я закрываю ладонями уши, но его голос проникает сквозь руки, сквозь череп, сквозь кожу, он произывает меня насквозь.

— О, Господи! Да что ж ты заладил‑то!.. Я здесь, сынок.

— Ма–ма…

Он замерз, бедненький. Конечно же, он замерз!

Я подхватываю его на руки, начинаю укачивать, напевать, прижимаю его к груди. Он весь мокрый от дождя, холодный…

Целую его заледеневшие ручки.

— Ма–ма…

— Да, сына, да, мама здесь. Мама больше никогда не оставит тебя. Прости свою непутевую маму, сынок. Прости… Ведь ты понимаешь, что…

— Ма–ма…

— Ты же понимаешь… Маме тогда было всего четырнадцать… Ой, Милош! Да у тебя же сегодня день рождения! У тебя был бы сегодня четырнадцатый день рождения! Сыночка! Поздравляю тебя, мой хороший!

— Ма–ма…

— Тебе исполнилось… бы… четырнадцать. Если бы мамка не убила тебя…

— Ма–ма…

— Ты помнишь, сынок, помнишь?.. Мама положила тебе в ямку свою любимую куклу… Ленута ее звали, кажется… Или Любичка?.. Не помню…

— Ма–ма…

— Да что ж тебя, заело, что ли, проклятый?! Ой, прости, сыночка, прости!.. Только не зови больше маму, ладно, хорошо? А то мама с ума сойдет. Мама сойдет с ума, сыночка. Ты же не хочешь, чтобы…

— Ма–ма…

***

— Есть тонус!.. Началось…

— Марку, давление падает!.. И сердце у нее как… как деревянное… Что за черт!.. Мы не потеряем ее?

— Не каркай, балбес!.. Есть, есть! Пошла волна…

— Марку…

— Давай, милая, давай!

***

Она пришла.

У нее такие теплые руки. Не то, что этот холодный и мокрый асфальт.

Я слышу как стучит в груди ее сердце… Тук–тук… тук–тук… тук–тук… Смешно… Как–будто сторож ходит с деревянной колотушкой по темным аллеям…

Где ты была четырнадцать лет, мамочка?

Где?

***

Черный диск патефонной пластинки вращается как пространство у входа в черную дыру.

Иголка раз за разом, скрипнув, скатывается на одну и ту же дорожку. Труба исторгает резкие сиплые звуки времени, искажающие слащавый мужской тенор: "Что ж ты не бьешься, мое деревянное сердце…" Скрип… "Что же ты не бьешься, мое деревянное сердце…" Скрип… "Что ж ты…".

Все чаще и чаще. Все быстрее и быстрее вращается диск…

Да нет, это не диск…

Это вихрящийся вход в черную бездну.

В ад.

Я схожу с ума?..

Я умираю?..

"Господи, прими же ду..!"

Мрак…

***

— Марку!.. Сердца нет!.. Я же говорил… говорил!.. Она уходит!

— Да черт с ней… Сейчас, сейчас, вот он… Достаю…

— Она уходит, Марку!

— Иди сюда, голубчик!.. Ух ты!.. Нику, посмотри, какой здоровяк!.. Пацан…

— Она уходит, Марку!.. Мы потеряли ее…

***

Мне холодно…

Мне страшно…

Меня зовут Милош…

Я хочу к маме!..

Отпусти меня, я боюсь. У тебя только половина лица… Одни глаза…

Мама!.. Мне холодно!..

***

Аллея уходит в дрожащий туман.

Нет, это не тот туман — густой, молочно–белый, тяжелый; это не дымка — легкая, полупрозрачная, тонкая. Это — дрожащая субстанция, совершенно особенная, холодная, липкая и обволакивающая. Со странным запахом прошлогодней осени. Прошлых надежд. Недавних радостей. Сегодняшней смерти…