Кто-то из прапорщиков дергает Саврасова за полу шинели, стараясь стащить его с бочки.
– Правду говорит! – летит колкий возглас из глубины серых шинелей.
Ободренный Саврасов отталкивает прапорщика и снова, взмахнув руками, философствует:
– Дак почему же мы, товарищи, как сознательные и революционные войска пойдем защищать экономические интересы буржуазии? Почему, а? Ответьте мне, господа командиры, сделайте милость.
Горит, ну и пусть горит. Грабленное все, ворованное, на рабочей крови замешанное, а мы тушить идем!
Разве для того мы революционную присягу принимали, чтобы буржуев из огня спасать?
Патронный завод горит? Пусть горит!
Все патронные заводы зажечь надо. Сжечь все дотла – тогда и война закончится, иначе никак не кончишь: дураков расплодилось столько, что еще на три года хватит… Правильно я говорю, товарищи, иль нет?
Серые шинели ответили единым вздохом:
– Правильная!!!
Саврасова сначала слушали с улыбкой, отпускали остроты. Потом смолкли, серьезны стали. Молчали и офицеры.
У бочки импровизированный митинг вырос.
На бочку вылез фельдфебель Заболотный.
– Товарищи! Саврасов чепуху мелет! Фабрики буржуазные – верно. Но ведь мы собираемся передать всю власть советам и сделать эти фабрики народным достоянием. Это как? Что мы будем обращать в народное достояние, если все фабрики сгорят?
– Верна! – выдавливает десяток голосов.
Шум. Гам. Крик. Столпотворение.
– Тушить надо идти, чего там!
– Не ходите, братва! Пущай полыхает!
– Когда власть наша будет – тогда и тушить пойдем.
– Дурак!
– От дурака и слышу!
Один оратор сменял на трибуне другого. Митинговали до утра. А над городом трещали ракеты, полыхало пьяное зарево пожара.
В шесть часов утра очумелые от ругани и бессонницы послали делегата в большевистский комитет за советом. Постановили:
– Как скажут большевики – так и сделаем. Скажут: «Нужно тушить» – в огонь полезем. Скажут: «Не нужно» – пулеметами на пожар не выгонишь.
Нельзя оставаться между двух огней.
Я делаю выбор.
Иду с большевиками.
Еще несколько недель тому назад это казалось для меня невозможным.
Сегодня возможно.
Я не обольщаю себя никакими надеждами. Я знаю, что предстоит упорная и длительная борьба, изнурительпая работа, новые лишения. Все это знаю.
Знаю и то, что солдатская масса, скомплектованная из мужиков, сейчас же после заключения мира с Германией хлынет потоками по домам. Те, которые сегодня яростно защищают большевиков, завтра, получив «свое», уйдут в себя.
Война, вероятно, примет новый характер. Офицерство исподтишка поговаривает об организации «своих» батальонов смерти.
На развалинах старой армии большевики будут создавать новые рабочие революционные полки.
Я против войны. Я ненавижу войну со всеми ее ужасами, со всем ее безумием.
И именно поэтому я принимаю решение стать под знамена большевиков.
Большевистская революция – война войне. Это последняя война. Это единственная справедливая война.
Рабочий класс – по своей объективной роли в современном обществе – этичнее, справедливее и прогрессивнее всех остальных слоев населения. Современный рабочий в силу своего положения в производстве и в обществе абсолютно не заинтересован в империалистической войне. Мелкое крестьянство тоже не хочет войны, но оно распылено и не организовано.
Рабочий класс – единственный класс, который не только не хочет империалистической войны, но может активно противодействовать этой войне.
«Война войне!» – этот лозунг является самым прогрессивным, самым разумным лозунгом переживаемого момента.
Вот почему меня так радует рост рабочих отрядов Красной гвардии. Вот почему так легко и радостно работать над укреплением этих отрядов.
Я ненавижу войну. И во имя этой ненависти к войне, во имя этой любви к жизни я вольюсь серым незаметным солдатом в рабочие отряды и буду сражаться за новую жизнь. Буду воевать против войны. Против условий, порождающих войны…
Путь тяжелый, но радостный.
Часть пятая
Вчера еще был туманный призрак власти временного правительства. Керенский издавал приказ о закрытии большевистских газет «Солдат» и «Рабочий Путь». Диктовал войскам делать то-то и то-то, передвигал их с места на место.
Сегодня – диктатура пролетариата. Второй Всероссийский съезд советов объявил правительство Керенского низложенным.
Роды новой власти оказались легкими. Перед съездом напряжение было большое. Волновались обе стороны. Керенский с пафосом заявлял:
– Только через мой труп большевики придут к власти!
Остальные министры вторили премьеру:
– Да, да! Через наши трупы только!
Но Керенский как был, так и остался комедиантом. При первых выстрелах удрал из Петрограда, переодевшись в матросский костюм. Всех своих коллег, поклонников и прихлебателей бросил на произвол судьбы.
– Спасайтесь сами, как знаете. Я вам не костыль, чтобы на меня опираться.
Ждали грохота канонад, уличных боев, пулеметной трескотни, баррикад, а переворот совершился под музыку двух холостых орудийных выстрелов с «Авроры».
Ни один поле не выступил в защиту Керенского.