В джазе только хулиганы

У фифы из театра Станиславского надменно изогнулась бровь.

— Прям так и бежала? — польщённо ухмыльнулась она. Истероидный тип сошёл страниц учебника по психодиагностике! Я, может, и неуч, но такой экземплярчик трудно не распознать! — Ну… заходи, Форест Гампиха, — сдалась преподавательница и отодвинулась с порога. — Красная ты какая!.. Отдышись. Куртку на крючок, обувь оставляй у коврика, тапочки надевай.

Заботливая, словно матушка! Святейшая женщина! И почему Ярослав собирался меня отговаривать? Даша в такси лепетала: «не надо тебе к этому педагогу». Эля чуть не вгрызлась в шею, когда я спросила, где они занимаются… Жадины не хотели делиться знаниями!

Я выполнила все требования Надин Дмитриевны по списку. «Положила» ступни в гигантские чёрные тапки и встала солдатиком у входа, ожидая дальнейших инструкций. Преподавательница успела обустроиться за пианино, листая ноты, надела очки. Левее от инструмента располагался стол со звукооператорским пультом — а на нём пара десятков кнопок и ползунков. В глубине кабинета лежало три толстых пёстрых ковра, по ним тянулись провода к микрофонным стойкам. Две чёрные необъятные колонки выше меня ростом были расставлены в углах. Между ними — диван, журнальный столик и комнатное метровое дерево с жёлтыми плодами, обмотанное мохнатой гирляндой… Я сначала не поверила. Но, кажется, это были лимоны! Над диваном болтались растянутые на ниточке снежинки, вырезанные из бумаги… А парад вывешенных на стену дипломов я разглядеть уже не успела…

— Не те тапки! Упадёшь, голову расшибёшь, а мне за тебя отвечать? Там где-то были женские с бабочками… — лишь на мгновение оторвавшись от нот, недовольно изрекла Надин из-под овальных очков. Я тут же зашоркала к полке обратно и присогнулась в поисках. — Шевелись! На столе электрический чайник, налей себе чаю в пластиковый стакан и подходи к пианино… Стаканы на полке под столом.

Кажется, она выбирала, чем испытать меня на прочность… Издалека были видны только страшные многочисленные каракули над рядом клавиш. Я исполнила и последующий наказ о согревающем напитке, подкралась к Надин Дмитриевне и непонимающе всмотрелась в нотный разворот. Мне хана!

Зато впервые за двое суток я остановилась.

Никаких тебе станций метро, визжащих алкоголиков, утренних кошмаров — только я, серьёзная Надин Дмитриевна в смешных ретро очках и несчастный стаканчик перезаварившегося «тесса». Кстати, это первый мой ужин и, по совместительству, завтрак с обедом на московской земле.

— В три часа у меня уже начнётся занятие, так что времени мало. Пока не согрелась, нет смысла петь. Отвечай на вопросы, — отложила бумажки женщина и села ко мне вполоборота. — Как зовут? Сколько лет?

— Регина, двадцать лет. А вас как зов… — я осеклась, поморщившись. Вспомнила, что по легенде знаю её имя не только от Даши и Ярослава, но и от собственных родителей. Брови преподавательницы вздымались всё выше и норовили добраться до середины лба. Караул! Осечка! — Надин Дмитриевна, — улыбнулась я дрожащим ртом, — чего это я…

— Кхм… В музыкальной школе училась?

Я мотнула головой.

— Ясно, про игру на музыкальных инструментах даже не спрашиваю, — она брюзгливо поджала губу. — Как свой уровень вокала оцениваешь?

По спине поползи мурашки.

— В смысле?

— Нулёвая, средней паршивости, может, уверенный чайник, если выражаться на татаро-монгольском? — я громко отхлебнула и похлопала ресницами.

«Чайник» — наивысшая оценка по предложенной шкале?

— Наверное, сред…

— Ясно, — перебила слегка раздражённая Надин Дмитриевна. — На публике когда-нибудь пела?

— В-вчера вот… в караоке устроилась. Первый день, — боязливо призналась я.

— Первый раз пела публично и сразу устроилась в караоке? — тут женщина заливисто расхохоталась.

Красивый у неё был голос… насыщенный, облагороженный, если не считать неприкрытых ноток стёба. Но меня такое мало колыхало: на кону обучение профессиональному пению!

— Ну, Регина… какую слушаешь музыку?

— Какую слушаю?.. Ну-у-у… разную. Дору, Егора Крида, Hammali Navai… Death Breath*, Мисс Кисс.

Её накрашенная верхняя губа неприязненно шевельнулась в направлении крючковатого носа.

— Ясно. Всякую херню слушаешь, — подытожила Надин и тяжко вздохнула. Я постаралась не пялиться так очевидно, уловив в её речи вульгарщину. — Давай, если согрелась… хотя у тебя нет выбора. Семь минут осталось! Убирай чай, ладошку из кармана доставай, вставай ровно. Сейчас я буду играть тебе… как это, по татаро-монгольски… разные сочетания нот. Играю и даю время повторить, — я хотела оставить стаканчик на столе у пианино, но словила уничтожающий терминаторский взгляд.

Упс…

— Сюда нельзя, да?

— Рядом с пультом? А как ты думаешь?.. У двери ведро!

Я метнулась к выходу, опустошая стакан на ходу. Чуть пролила себе за воротник, но торопливо размазала чай по шее в надежде, что женщина не смотрит в мою сторону. Растирая об ноги мокрые ладони, вернулась к ней. И только успела хапануть воздуха, как она затарабанила изящными жилистыми пальчиками с перстнями по клавиатуре пианино. В кабинете молниеносно зазвучал какой-то окультуренный «школьный» мотивчик.