В ее сердце акварель

От таких денег не отказываются, и Глеб, сгорая от скуки и любопытства, согласился променять лихую жизнь на постоянную работу, белую рубашку и едкое «чего изволите?». Конечно, временно. Не понравится – он всегда волен уйти, его не удержишь деньгами или обещаниями. «Посмотрим, чем вы тут занимаетесь…»

Позже, сидя за широким столом кабинета, Бероев четко и методично перечислял обязанности Глеба, но они оба знали: это лишь ширма. Катюшка, белокурый ангел, попросила отца, и тот не отказал… «Вызвала на дом живую игрушку, – мысленно развлекался Глеб, ничуть не задетый правдой. – Что ж, поиграем, жду не дождусь».

За ним не следили, но можно было не сомневаться: Бероеву известно о каждом его шаге. Утром поручения, вторая половина дня свободна. Не жизнь, а малина!

– Обидишь ее… убью, – только один раз за обедом в абсолютной тишине, когда даже стрелки часов замерли, произнес Бероев. У этого разговора не было начала, ему не ожидалось конца: в короткой фразе поместилось все, что требовалось.

– Да я вроде не собирался, – хмыкнул Глеб и после минутной паузы продолжил есть. Кормили вкусно, и аппетит требовал свое.

Катюшка читала ему стихи, подсовывала книги, заставляла гулять по два часа, заваливала эсэмэсками и всегда смотрела так, что хотелось улыбаться. Она не умела скрывать чувств (откуда взять опыт в семнадцать лет, проживая в ограниченном пространстве?), но никогда не заговаривала о том, что могло изменить общение.

Глеб не всегда приходил ночевать, он вовсе не собирался отказываться от женщин, клубов, сигаретного дыма и алкоголя. Ему даже нравилось по утрам ловить в глазах Катюшки печаль и пить при этом крепкий обжигающий кофе. «Самовлюбленная скотина», – говорил он себе, ни о чем не сожалея.

Но однажды Катюшка переиграла его, отомстила за ночные удовольствия.

– Я знаю, что скоро умру, – произнесла она ровно, разламывая ложкой облитый сметаной сырник.

Глеб поперхнулся кофе и пролил его на белоснежную рубашку.

– С чего это?

– Три месяца назад я подслушала разговор папы с врачом. Собственно, я уже полгода как жить не должна. Сердце у меня какое-то неправильное, а операцию сделать невозможно. Иногда мне очень тяжело дышать, тогда меня отвозят в клинику… Ты только папе не говори, что я знаю, а то он расстроится.

– Не скажу, – тихо произнес Глеб и со стуком поставил чашку на стол.

Она не играла, не давила на жалость, не твердила заученную роль. Просто ждала, но при этом надеялась, что ничего плохого не случится.

– Знаешь, о чем я теперь прошу Господа? Я говорю так: «Господи, сбереги его, не меня». Потому что ты неправильно живешь, а… – Катюшка потеряла интерес к сырнику и пожала плечами. – А я не хочу, чтобы ты потом мучился.

Глеб смотрел на нее неотрывно и впервые не знал, что сказать. Теперь поступки Бероева стали объяснимы, но все же хотелось встать, зайти в кабинет и набить ему морду. От бессилия, наверное…

– Пошли гулять. – Глеб провел ладонью по лицу и резко поднялся.

– Но на улице дождь.

– Может, позвоним твоему лечащему врачу?

– Зачем?

– Убедимся, что ты точно умрешь не от дождя.

Катюшка приподняла тонкие брови, взгляды встретились, в отдалении глухо хлопнула дверь, на кухне запищал таймер, и они оба засмеялись, освобождаясь от только что состоявшегося разговора. Сначала тихо, а затем громче и громче, да так, что наверняка было слышно в кабинете Бероева… «Посмотрим, крошка, кто кого переживет, время покажет».

Он теперь садился к ней ближе, приносил сладости, чаще подшучивал и почти не злоупотреблял алкоголем. Глеб понимал, что надолго его не хватит, но сам же удивлялся, когда не рвался вечером в клуб. Катюшка улыбалась, светилась от счастья, а в его голову лезли мысли, от которых трудно было избавиться.

Она влюблена в него.

Маленькая. Семнадцать лет.

Невинна.

И кто знает, сколько осталось дней…

Правильно ли умереть, не познав…

«Ну что, герой. – Глеб посмотрел на себя в зеркало и вспомнил, как впервые увидел Катюшку. Белые крылышки и голубые глаза. – Кажется, ты забыл ей пожелать сладких снов».

Он направился в ее комнату в час ночи, без брюк, в расстегнутой рубашке и трусах. Видок еще тот, но так лучше, потому что страшнее. «У-у-у», – мысленно изобразил Глеб вой из ужастиков и открыл дверь.

Катюшка еще не спала, на тумбе горел ночник, сквозь тонкую щелку штор на кровать струился лунный свет. Повернув голову, она увидела Глеба и замерла.

– Ты пришел?

– Похоже на то.

– Я… – По ее лицу скользнул испуг вперемешку с надеждой, а хуже такой реакции не могло быть ничего.

Молча сняв рубашку, швырнув ее на стул, Глеб лег рядом с Катей и осторожно притянул ее к себе. Закрыл глаза, вдохнул аромат нежной кожи, впитал тепло и наконец-то нашел ответ на мучительный вопрос.

– Не бойся, не трону тебя. Просто заглянул сказку рассказать.

– А если я попрошу…

– То останешься без сказки.

Катюшка тихо засмеялась и крепче сжала его руку. Им предстояла тяжелая ночь, но сила этой крошки была в чистоте, и именно такой она должна была покинуть этот мир. Глеб тогда не знал, что в те минуты спасал не только ее, но и себя.

– Начинай, – потребовала Катюшка.