В ее сердце акварель

– Стена, окно, а дальше по коридору. Я еще не говорил, как ты прекрасно выглядишь?

– Убирайся немедленно, или я позову Кирилла.

– Зови. – Глеб подошел к широкому креслу, сел, положил руки на подлокотники и добавил: – Только сначала свет включи, а то ситуация выглядит слишком интимно. Но, с другой стороны, в темноте не так заметны твои истинные мысли и чувства. Мы же оба знаем, чего хотим, не так ли?

Подождав немного ответа, Глеб поднялся и медленно, давая возможность смириться с неизбежным и правдой, пошел к Еве. Гордость еще заставляла ее стоять, вздернув подбородок, гневно покусывая губы, но глаза отвечали «да» без каких-либо вариантов.

– Вообще, я не любитель уговаривать, – прошептал он, касаясь ее щеки. – И если ты действительно хочешь, чтобы я исчез из твоей комнаты, скажи это, пожалуйста, еще раз. Я уйду, ты ляжешь спать, а завтра решишь, что кошмар по имени Глеб Трофимов тебе лишь приснился.

– Не уходи, – ответила она, положила ладони ему на плечи, прижалась и подняла голову, давая возможность себя поцеловать.

Руки Глеба мгновенно скользнули под пижамный топ, прошлись по спине, обжигая кожу, и остановились, дразня и распаляя. Заглянув Еве в глаза, он стянул с себя свитер, затем коснулся губами ее губ и начал целовать, чувствуя, как она расслабляется и уже хочет большего. Но несмотря на то, что до утра осталось не так много времени, он не собирался спешить, рассчитывая на продолжительное удовольствие.

* * *

Обед Леся пропустила, Егор познакомил ее с Елизаветой Ильиничной, и уж та накормила от души наивкуснейшей жареной картошкой с луком, солеными грибами, квашеной капустой и домашним хлебом. Егор задал несколько вопросов про мать и Дюкова, Елизавета Ильинична отвечала неохотно, сжато, но история все же получила очертания, а дорисовывать Леся всегда умела. Значит, когда-то между ними были чувства, и, похоже, Василий Петрович любил Зофию Дмитриевну очень сильно… «Заходите ко мне почаще, я кулебяку к вечеру испеку, почаевничаем», – на прощанье сказала Елизавета Ильинична, но Леся уже решила ужинать в доме Дюкова.

Рядом с Егором она чувствовала бесконечную защищенность, и эта уверенность была настолько непрерывной и пьянящей, что хотелось постоянно держать его за руку и идти рядом. Они навестили овраг, как старого знакомого, прошли по месту, где раньше протекал ручей, сели на поваленное дерево и долго молчали, думая каждый о своем. Мысли летели к небу, пересекались, переплетались и превращались в мирно плывущие облака.

Когда Леся вернулась, Василий Петрович кружил по дому в состоянии тяжелого перевозбуждения. Он находился в ситуации, когда не может ничего спросить и потребовать, но и молчать не в силах. Леся в любой момент имела право собрать вещи и уехать, и отвечать на вопросы не входило в ее обязанности. А вопросы были, и чем дальше, тем больше.

– Ты где была?

– Гуляла.

– С Кириллом?

– Нет.

– А почему нет? Я спрашиваю, почему нет?

После разговора с Елизаветой Ильиничной Леся уже не так сердилась на Дюкова, к ее переживаниям примешалось сочувствие. Если бы он вел себя иначе, если бы перестал относиться к ней как к шахматной фигуре в своей коварной игре, она бы предложила перемирие. Однако Василий Петрович не собирался отказываться от многолетних планов мести и никак не мог понять и принять, что Леся категорически не станет в этом участвовать.

Убедившись за ужином, что у Василия Петровича аппетит не пропал, Леся под кипяточным взглядом ушла в свою комнату, где читала и рисовала до двенадцати, а затем заснула на кровати, не раздеваясь, с легкой улыбкой на лице.

А за завтраком случилось то, чего ни Леся, ни Василий Петрович не ожидали. Сначала раздались голоса, затем шаги, а потом в столовую вошел Егор.

– Доброго утра и приятного аппетита, – произнес он, остановившись рядом с буфетом. – Извините, если помешал, но у меня очень срочный и серьезный разговор.

Дожевав блин с телятиной, сделав несколько глотков томатного сока, Василий Петрович провел рукой по всклокоченным на затылке волосам, пригладил эспаньолку и ответил:

– Слушаем вас, молодой человек.

– Мое имя – Егор Кравчик. Василий Петрович, я пришел, чтобы официально попросить у вас разрешения ухаживать за вашей племянницей Олесей. Если она не будет против. Намерения мои серьезные, вы должны знать, что на сегодня у нас запланирована прогулка к оврагу. Это место нам дорого, мы с Лесей там познакомились. А пообедаем мы у Елизаветы Ильиничны, она воспитывала меня, и я стараюсь навещать ее как можно чаще.

Леся встретила теплый взгляд Егора, коротко улыбнулась, села ровнее и выжидательно посмотрела на Дюкова. Раз уж обстановка настолько официальная, то нужно сохранять спокойствие. Но в душе подпрыгивали смешинки и кружилось счастье. Нет, Егор совершил этот шаг вовсе не потому, что он старомоден и придерживается правил столетней давности, он пришел ее освободить от какого-либо участия в пророчестве. Пусть в проклятье остаются те герои, которые хотят этого сами.

– Я не против, – сказала она и кивнула.

Несмотря на то что блин был давно съеден, Василий Петрович поперхнулся и закашлял.