В его руках Надежда (СИ)

Он начал рыдать, что не характерно для такого бездушного человека. Я сижу и смотрю на него и меня охватило безразличие. Мысленно, вернулась в тот злополучный день, в день аварии, а потом больница и моя маленькая, хрупкая дочь в боксе, вся в трубках. Крошечные пальчики, маленькие ножки, а потом... Потом маленький гробик.

В груди жжёт адски, хочу накричать и изодрать ему лицо, чтобы даже не смел плакать по той, которой он даже не достоин и ногтя ломаного не стоит. А я только остаюсь сидеть на месте и смотреть на него, безразличными глазами.

— Надежда, доченька, прости если сможешь. Конечно, не жду от тебя этих слов, но так хоть очистить свою совесть.

— Вы даже перед смертью думаете о себе, – бесцветным голосом говорю ему. — Бог вас простит, – с этими словами встаю со стула и хочу уйти. Здесь мне точно делать больше нечего.

— Подожди, Надя.

— Что ещё хуже вы можете мне поведать? Самое худшее уже случилось. Вы убили свою внучку, да и вдобавок, лишили меня возможности ещё раз почувствовать материнство. Что ещё вам нужно? Простить? И так понятно, что я не прощу, только не за мою дочь. Думаю, на этом мы закончим. И здоровья желать вам, у меня язык не поворачивается. Живите с этим! – выхожу из его палаты, и не вижу ничего перед собой, только размытая картина.

— Надя, – кричит отец Радмира из своей палаты.

А мне уже достаточно, всё, хватит. Больше ничего не хочу знать.

Словно в зомбированном состоянии, ничего и никого не видя, я направляюсь к своей машине.

— Надя, – окликает меня кто-то.

Но я продолжаю идти, никого и ничего не хочу слышать и видеть.

— Надя, – чьи-то руки хватают меня за плечи.

Пустыми глазами смотрю на него и ничего не чувствую, мне настолько сейчас всё безразлично, что хочется просто уйти в забытье и никого не знать.

— Оставьте меня в покое. Я ничего больше о вашей семье не хочу знать. Вы оба, больше для меня не существуете. Семейство Акбаровых приносит мне одни несчастья. Теперь отпусти, мне нужно ехать.

Словно робот высказываю ему всё, что думаю о них.

— Надя, Наденька, успокойся. Зачем, зачем пошла туда, я же просил, – Радмир трясёт меня за плечи и обнимает.

Мои руки висят плетью, в груди выжжено и ничего не чувствует, нет к нему ничего. Ноль.

— Отпусти, – отпираюсь от него и ухожу прочь.

— Надя, прекрати. Давай поговорим?

Идёт за мной и пытается меня вразумить. Но меня, это никак не трогает. Он словно мешающая муха, жужжит под ухом.

— Радмир, больше у меня к тебе ничего нет, здесь пусто, – показывают на грудь.

Ухожу от него прочь и сажусь в машину. Отъезжаю с парковки и краем глаза замечаю, Радмир стоит столбом и наблюдает за мной.

Глава 42 Конец

Радмир

Весь мой мир перевернулся, когда услышал слова

«…твой отец мне позвонил и попросил приехать к нему»

Бросил всё, на всех парах лечу в больницу. И по*рен, что превышаю скорость. Она не должна разговаривать с ним, ни в коем случае, иначе, то что узнает, её это сломает.

Подъехав к больнице, вылетаю из машины, бегу, боясь не успеть. И вот, ОНА, выходит, а на ней лица нет. Не успел…

То что она сказала, я этого и боялся. Ладно, остынет, поговорим с ней позже, а пока дал ей возможность уехать.

Злой и разъяренный, поднимаюсь к отцу. Готов всех убивать и крушить. Я же ему ясно сказал, чтобы не вздумал разговаривать с Надей. Хренов "обелитель" душ. Раньше надо было думать, когда всё это проворачивал.

Захожу в его палату, лежит с закрытыми глазами. Как он мне мерзок, даже сейчас, в таком состоянии, я ненавижу его, всем своим сердцем. Он тот, кто не заслуживает ничье прощения.

— Ты зачем ей всё рассказал? – чуть ли не крича, говорю отцу.

Он медленно открывает глаза, поворачивает голову ко мне:

— Она должна знать правду, – еле шевеля губами, проговаривает мне.

— Если ты всё это натворил, то будь мужиком, унести эту правду с собой в могилу. Она никому теперь на*рен не нужна! – я уже кричу на него, и мне пох*й, что он при смерти. Уже готов сам задушить его, прямо сейчас.

В груди клокочет, кровь кипит, кулаки сжимаю до хруста. Не удерживаюсь, бью по стене, переворачиваю стул., что стоял у стены, сам в безумном крике ору.

На шум забегают в палату псы отца, в недоумении смотрят на меня, потом на него.

— Всё нормально, – говорит своим охранникам, успокаивая их. — Сынок, знаю, что вам тяжело принять эту правду. Но это то, что расставит всё по своим местам.

— Каким местам? – кричу на него.

Охранники нервничают. Отец им машет рукой, чтобы вышли, те исполняют его приказ.

— Радмир, она должна была знать правду, пусть и горькую и лично от меня. Не тебе решать, рассказывать мне или нет. Я сделал завещание, – он замолкает.

— Вот, не надо сейчас, про это. Меня совершенно не интересует твоё завещание, можешь всё своё нажитое, раздать нуждающимся. Этим, ты бы смог очистить свою совесть.

С этими словами выхожу из его палаты. И не знаю, последний, это наш разговор или нет. Но то что его больше не хочу видеть, я в этом уверен.