В его власти

Командующий вдавил ее в стену, безжалостно, до синяков вцепившись в бедро и плечо. Девушка пыталась сопротивляться, но он только усиливал хватку, вбиваясь в нее так, что ей не хватало воздуха в легких, чтобы кричать… и она бессильно плакала хватаясь за запотевший мрамор. Горячие слезы катились по ее щекам, но ему было совершенно наплевать на ее чувства, ее ощущения — он входил снова и снова, грубо, зло и туго выбивая из нее наслаждение для одного себя.

Азанет почувствовала, как его движения стали еще настойчивее, а член тверже и толще, свидетельствуя о приближении оргазма. Девушка закусила губу в ожидании:

«Сейчас это кончится… сейчас прекратится…» — крутилось у нее в голове. Если бы разрядка не наступила в ближайшие несколько минут, то она наверно потеряла бы сознание от боли и напряжения.

Толчок и еще один — До Готт зарычал и вошел в нее полностью, содрогнувшись всем телом и, словно забыв дышать. Она ощутила, ярко почувствовала, как его горячая сперма изливается в нее толчками, обильно. А затем, как эта вязкая субстанция покидает ее лоно вслед за ним, как струится по внутренней стороне бедра.

Потом он сделал то, чего она совсем не ожидала, после случившегося.

Прильнул к ней всем телом, обнял сзади, притянув к себе за талию и плечи, и поцеловал в макушку.

— Таким ты видишь меня? — Прошептал он. — Теперь я соответствую?

Азанет сжалась в его руках, боясь вдохнуть и даже опасаясь шевелиться. Он склонился к ее шее и вдохнул в себя ее запах.

— Останутся синяки. У тебя слишком тонкая кожа, пожалуй, не стоит хватать тебя так сильно… но ты не представляешь, как мне хочется сжимать тебя, когда я внутри.

Он говорил с ней так, будто ничего и не произошло. Будто он не взял ее, как животное, как дикарь. А было ли когда-то иначе?

Нет, это не он обманывает ее, а она себя. Ее господин хорош в постели, но не потому что что-то испытывает к ней, а потому что ему так нравится. На ее месте могла быть любая, а значит она все еще в опасности.

Она лжет себе, когда думает, что не знает какой он настоящий, ведь мужчина никогда не скрывал своей сути! Командующий До Гот, Черное Знамя Империи, жестокий убийца на службе у кровавого диктатора. А она — цифия, рабыня, наложница из-за глупости которой сегодня погибли люди.

Так ради чего же ей жить, если солнцеликая Маат не откроет врата?

13. Вынужденные меры

Заставить ее поесть было просто. Пожалуй, теперь его рыжеволосая цифия крепко подумает, прежде чем вообще что-либо возразить. И все же он не хотел, чтобы все получилось именно так, но чувствовал, что должен был проявить грубую силу, так как слишком многое ей позволил… За столь короткий срок она начала обретать власть над ним, завладев его мыслями, заставив испытывать недопустимые чувства.

Когда Коук сообщил, что не обнаружил ее в каюте, До Готт почувствовал, как внутри стала шириться холодная пустота — это был страх, редкий гость среди привычных ему эмоций. На миг он испугался, что больше не увидит рыжеволосую карезийку и тут же ощутил выжигающий пустоту гнев. На себя, за странные и неуместные чувства и на префиария, который посмел упустить ее из вида.

Люди офицера До Аннара быстро нашли ее на камерах, но это были долгие и мучительные минуты! Ему сообщили, что девушка найдена на нижнем уровне, сидящей на полу в коридоре блока С. Он поручил Ман Арро разобраться в случившемся и доставить беглянку в его покои незамедлительно.

Она была растерянной, испуганной и едва сдерживала слезы, ведь он предупреждал что убьет ее, если карезийка станет досаждать. Но увидев цифию вновь, он едва сдерживался, чтобы не заключить в объятия. Ему хотелось прижать девушку в себе, зарыться лицом в густые, находящиеся в беспорядке локоны, чтобы вдохнуть ее сладкий аромат, почувствовать, что она здесь, настоящая, теплая и хрупкая.

Снова неуместные чувства и мысли!

Он сдержался и принял как можно более угрожающий вид, не столько даже для нее, сколько для Коука. Это было не сложно, но злился он не на беглянку, а на себя, хотя его слуга все остро принял на свой счет.

О, как ему было страшно; префиарий впервые видел командующего в таком гневе! За все время пока парсианец служил ему, До Готт ни разу не позволял себе даже повысить на него голос. Он вообще редко повышал голос, предпочитая наоборот говорить тише в минуты гнева и это действовало на подчиненных словно электрический разряд — парализовало и причиняло нестерпимые страдания.

Ситуация требовала разрешения. Как выяснилось, порядок на Танатосе 4 соблюдался не строго, а спустя рукава, ввиду безрассудного выбора регуландация.