– Ты ведь знала, кто она такая? – Он ненавидит меня. От него буквально разит этой ненавистью, сильнее даже, чем жалостью к самому себе. – Луиза. Ты знала это, когда знакомилась с ней.
Я озадаченно хмурю лоб:
– С чего вдруг это все? Откуда мне было знать, что она твоя пациентка?
Я вновь употребляю против него его же собственную ложь.
– Ты всегда все знаешь. Как тебе это удается?
Он произносит это с ожесточением, но все равно его голос звучит слабо. Жалобно. Это совершенно не мой Дэвид.
– Ты несешь какую-то ерунду. – Изображаю на лице тревожную озабоченность. – Ты что, пил? Ты же обещал, что не будешь столько пить. Ты дал слово!
– Адель, играй в свои игры. Играй. Я сыт по горло. Мне уже все равно. И ужин твой паршивый я есть не буду.
Последнюю фразу он произносит, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж. Что стало с человеком, в которого я влюбилась? Как глубоко он спрятан в теле этого пошатывающегося позорища? Я знаю, что он ходил к ней. Чтобы предостеречь. Он в самом деле ее любит, что, разумеется, с одной стороны, меня радует, а с другой – вызывает желание взять один из наших дорогущих кухонных ножей, подняться наверх и вырезать его мерзкое неблагодарное сердце. Давлю в себе это желание. Я никогда не смогу причинить зло Дэвиду, и я это знаю. Это крест, который мне придется нести.
Да и вообще, Луиза восприняла его предостережение как угрозу, потому что она на моей стороне. Она видит
Господи, до чего же я люблю Луизу. Почти так же сильно, как Дэвида. А после того, как я поделюсь с ней своей историей, она будет его ненавидеть. Против воли я думаю: он этого заслуживает.
42
Дождь льет как из ведра, настоящие потоки низвергаются с неба, обложенного плотными серыми тучами, когда я закидываю Адама в летнюю группу пребывания. Погожим денькам пришел конец, и хотя холода еще не наступили и осенний ветер не швыряет мне в лицо капли дождя, это, кажется, предсмертная агония лета. На носу уже сентябрь. Адам чмокает меня на прощание и бежит в группу, мой уверенный в себе дружелюбный малыш, привычный к этому ритуалу. Я не стала говорить ему, что не иду на работу. Вместо этого я сказала, что брала пару дней отгула, чтобы побыть с ним, а теперь все возвращается в обычную колею. Едва ли это отложилось у него в голове. Ему шесть лет, для него все дни похожи один на другой, но скоро он увидится со своим папашей, а я пока не готова объясняться с Иэном, если он ляпнет, что мамочка не ходит на работу.
Захожу в «Косту» и устраиваюсь за стойкой у окна, сквозь запотевшее стекло глядя на людей, спешащих куда-то под дождем по Бродвею. Они бегут, опустив головы, со своими зонтами наперевес, время от времени зацепляясь ими за чужие такие же зонты, точно антилопы рогами. Я уже успела обжечь язык огненно-горячим кофе и нетерпеливо поглядываю на часы, дожидаясь того момента, когда, по моим расчетам, можно будет идти. У меня нет твердой уверенности, что Дэвид сейчас на работе. Я попыталась проверить его расписание через сервер, но мой логин больше не работает. Видимо, этот мерзавец лишил меня доступа к системе. Но я все равно полна решимости пойти к ним домой. Мне необходимо увидеть Адель. Она так и не ответила на мое сообщение, и я беспокоюсь за нее. Если он дома, плевать. Может, я признаюсь ей во всем. Может, это подтолкнет ее наконец сделать решительный шаг. Да, ее я тоже потеряю, но по крайней мере она будет свободна.
В десять я, перепоясав чресла, выхожу. Ее машина стоит перед домом, значит, она еще не успела уехать в спортклуб, если вообще еще туда ходит. С гулко бьющимся сердцем нажимаю кнопку звонка. Слышу, как он звучит за дверью, громкий и солидный. Стою и жду, пытаясь разглядеть за стеклом хоть какой-то намек на движение, но дом кажется вымершим. Снова нажимаю кнопку, на этот раз держу дольше. По-прежнему глухо. Да где же она? В саду в такую погоду делать нечего, и потом, я знаю, что звонок там тоже слышно. Делаю третью попытку, на этот раз зажав кнопку чуть ли не на десять секунд. По крайней мере, теперь я могу быть точно уверена, что Дэвида дома нет. Если бы был, он уже кричал бы на меня с крыльца.