В эльфийской резервации (СИ)

- Да знаем мы все ваши мужские разговорчики, - отмахнулась одна бабка-коммерсантка, имени которой Аня так и не вспомнила. – Вечно у вас жены во всем виноваты.

Бабка сжала сухой кулачок, будто вспомнив что-то обидное. Наверное, будь у нее зубы, она бы и зубами скрипнула. Аня тихо хмыкнула в своем укрытии. Оказывается, даже очень старые женщины еще обижаются на мужей. Пусть даже усопших.

- Товарищи, не ссоримся, - учительским тоном остановила их тетя Марина. – Незачем покойника беспокоить.

Все глянули на пустой стул и синхронно перекрестились, хотя крещеных среди присутствующих было хорошо, если половина.

- Но у Володьки жена все равно стерва была, - не стерпел Андросий Кузьмич. – И работа Володькина ей не по душе была, и дом. Все норовила выбросить его коллекцию.

Он махнул подбородком на склад советского барахла на полках.

- Да, это хорошо, Анечка, что ты его вещи не выкинула, - мягко перевела тему тетя Марина. – Пусть память о нем живет. Хороший был человек.

- Только безбожник, - вдруг заявила бабка – коммерсант по иконо-заговорной торговле.

- Нюрка! – одернула ее соседка, пихнув локтем в бок. – О мертвом или хорошо, или никак.

- А я ругаю, что ли? – пожала плечами бабка. – Просто виданное ли дело: в печке сгореть?

Аня, все это время изнывающая в своем углу между телевизором и окном от скуки, вдруг удивленно вскинула брови. Вот тебе раз! Так дядя Володя на пожаре, что ли, погиб? А говорили, от болезни.

- Не в печке, а в крематории, - поправила ее тетя Марина, недовольно поджав губы, а Аня снова разочарованно от них отвернулась. Вот охота им обсуждать такие пакости? Будь она так близка к смерти, поскорей успевала бы доделать все, что планировала – на море, там, съездить, мир посмотреть. Но уж точно не копила бы себе на похороны и не трепала нервы пустыми попытками объяснить внукам, что ее, дескать, вскрывать никак нельзя, но нужно обязательно дождаться, пока не завоняет, чтобы точно убедиться, что умерла, а не в летаргии. Бррр!

- Все одно, не по-христиански, - покачала головой бабка. – И похоронили его не знамо где. Все наши деды и прадеды на Косяковском кладбище лежат. Там и для него местечко оставили, хорошее такое, у елочки, а он… Тьфу!

- Ну что вы, Марья Петровна, - укоряюще посмотрел на нее и Андросий Кузьмич. – Отличное у него кладбище, для государственных чинов. Куда как получше старого Косяковского. Чистенькое, ухоженное, охраняемое. Я бы тоже в таком полежал, да не положено. Это вот Агнесса Марьямовна, глядишь, и дослужится до такой чести. Похоронят подле дядюшки. Может, даже оружием погрохочут торжественно.

Аня подавилась расстегаем и принялась кашлять. Вот уж куда она в ближайшие годы не собиралась, так это на кладбище. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Хотя, в прямом, наверное, следовало: хоть могилку навестить.

- Может, и погрохочут, да никто не услышит, - стояла на своем бабка. – Нас вот даже на погребение не пустили. Слыханное ли дело? Перед самым носом железными воротами – хрясь! У меня чуть инфаркт не случился. До сих пор сердце колет.

Бабка поморщилась и потерла себя рукой где-то в области поджелудочной.

- Ну, откуда нам было знать, что туда пропуск требуется? - попыталась успокоить ее тетя Марина. – Хотя, могли бы и догадаться: как-никак, правительственный объект. Андросий Кузьмич, вы бы выписали нам пару пропусков, а? Нехорошо как-то, даже могилку не навестить. Мы ведь и венок большой купили уже. Так до сих пор у меня дома и лежит, жуть наводит.

- Я бы рад, да сам не знаю, куда за этими пропусками идти, - развел руками Анин начальник. – Володька про свою фельдъегерскую контору знал куда как побольше меня. Я-то что? Я почтой заведую. Мне эти фельдъегерские бумажки даже читать нельзя. А вот если Агнесса Марьямовна…

Все присутствующие одновременно повернулись к Ане.

- А… - растерялась девушка так, что даже рыба из расстегая вывалилась ей на колени. – Да я пока тоже плохо тут освоилась. Может, потом как-нибудь…

Гости не стали настаивать: отвернулись и продолжили разговор.

- Все одно безбожник он был, - покачала головой вредная бабка-иконщица. – И Микола этот такой же. Вот уж кто точно знал, где пропуска оформляются: сам-то прошел на кладбище и горшок этот с прахом занес. А нас не пустили.

- Миколу лучше не трогать, - нахмурилась тетя Марина. – Странный он, ну его. И как ты, Анечка, не боишься?

- Да я, вроде, привыкла, - осторожно сказала девушка. Микола действительно больше ее не пугал. Он был как будто живым придатком дома – всегда спокойным, неторопливым, обстоятельным. Понаблюдав пару дней за его работой, Аня поняла, что без богатыря-«домового» ее новый дом попросту развалится.

- Микола действовал, как в завещании написано, - напомнил Андросий Кузьмич. – Нечего его осуждать. Как ему Володька при жизни сказал, так он после его смерти и сделал: последнюю волю, заверенную нотариусом, предъявил, от вскрытия тела отказался, в крематорий его сам отвез и сам привез урну обратно.