В эпицентре бури

в этом мире на такого неумелого и неуклюжего парня как я, Он возлагает работу любить

и направлять такие вот сокровища.

Удивительно.

Потом я иду к женщине, которая намного мудрее меня... к женщине, которая

достойна мужчины более привлекательного, чем я, но которая оспаривает этот факт и

говорит мне от всего сердца, что я - это лучшее, что она встречала. Когда я думаю о

своей жене, когда я думаю, что должен буду быть с ней всю свою жизнь, я качаю

головой и благодарю милостивого Бога за эту благодать и говорю: “Удивительно”

А утром всё повторится вновь. Я поеду по той же дороге. Приеду в тот же офис.

Позвоню в тот же банк. Поцелую тех же девочек и приду к той же женщине. Но я учусь

не принимать эти ежедневные чудеса как обыденность.

Я думаю, это началось с той баскетбольной игры. Скорее даже с момента, когда я

нашёл ту линзу. Я увидел события яснее.

Я открыл для себя многое: автомобильные пробки в конечном счете

рассасываются, спортивная клуб для малышей - это здорово, большинство самолетов

взлетают и прибывают во время, а любоваться закатом солнца можно бесплатно. Я

учусь тому, что большинство людей - это добрые люди, которые просто такие же

застенчивые, как и я, особенно, если надо начинать разговор первым.

Я встречаю людей, которые любят свою страну, своего Бога, свою церковь и готовы

умереть за одно из них.

Я учусь тому, что, если я посмотрю.... если я открою глаза и подумаю над тем, что

вижу... то для меня будет много поводов, чтобы снять шляпу в знак уважения, взглянуть

на Источник всего этого и просто сказать “спасибо’’.

7. СПАСИБО ЗА ХЛЕБ

ДОРОГОЙ ДРУГ,

Я пишу, чтобы сказать “спасибо”. Жаль, я не могу поблагодарить вас лично, т.к. не

знаю, где вы сейчас. Я бы хотел позвонить вам, но не знаю вашего имени. Если бы я

помнил ваше лицо, то бы стал искать вас, но оно стерлось из моей памяти. Однако, того, что вы сделали, я никогда не забуду.

Я помню как вы стояли, прислонившись к машине; это было на нефтепромысле

Западного Техаса. Вы были инженером по оборудованию. Руководителем работ. Чистая

рубашка и брюки хаки отделяли вас от нас, подсобных рабочих. В табеле о рангах

нефтепромысла мы были в самом низу. Вы были боссом - мы работягами. Вы читали

чертежи и “синьки” - мы копали траншеи. Вы проверяли трубы - мы укладывали их. Вы

обедали с начальниками в вагончике - мы, сидя в тенёчке, ели куски в своём кругу.

Так было каждый день, кроме того дня.

25

Помню меня удивило, почему вы это сделали.

В нас не было ничего, на что бы можно было посмотреть. Что не было пропитано

потом, то было промасленно. Лица, обожженные солнцем; кожа - черная от мазута.

Впрочем меня это не беспокоило. Я вообще находился там только в течение лета: студент, желающий заработать неплохие деньги на укладке труб. Для меня это была

летняя работа. Для остальных это была жизнь. Большинство работающих были

нелегальными иммигрантами из Мексики. Часть - бродяги, кочующие по прерии, как

перекати поле.

Наши разговоры были ни о чём, что стоило бы послушать. Наша речь была, как

наждачная бумага. Поев, мы обычно закуривали сигареты и начинали травить анекдоты.

У кого-нибудь всегда была колода карт с полуобнаженными девами на рубашках. На

полчаса в разгар дня нефтепромысел становился Лас-Вегасом: наполненным

сквернословием, грязными историями и игрой в очко.

Игра была в разгаре, когда вы подошли к нам. Я подумал, у вас есть работа для нас, которая не терпит отлагательства. Как и другие я простонал, увидев, что вы подходите.

Вы нервничали, а начав говорить, переступали с ноги на ногу.

“Э-э, ребята,” - начали вы. Мы повернулись и взглянули на вас.

“Я, э-э, я просто хотел, э-э, пригласить вас....”

Вы чувствовали себя неуютно, и я не имел понятия, о чем вы собирались говорить, но знал, что это не имело ничего общего с работой.

“Я просто хотел сказать вам, что, э-э, сегодня в нашей церкви - служба и э-э....”

“Что?” - я не мог поверить, услышанному.

“Он говорит о церкви? Прямо тут? Нам?”

“Я хотел пригласить всех вас посетить службу.”

Наступила тишина. Оглушительная тишина. Та тишина, которую вы бы услышали

попроси монахиня у “мадам “, нельзя ли использовать её бордель для мессы. Та тишина, которая бы наступила пригласи представитель налоговой полиции мафиози на семинар

по налоговой этике.

Некоторые парни уставились в землю. Некоторые переглядывались. Кое-кто

хихикнул в кулак.

“Ну, то есть. Э-э, если кто-нибудь из вас захочет пойти... э-э, дайте мне знать.”

Вы повернулись и ушли, а мы повернулись и захохотали. Мы называли вас

“преподобием”, “проповедником” и “попом”. Мы подтрунивали друг над другом, подбивая пойти. Вы стали предметом всех шуток того дня.

Уверен, вы знали об этом. Уверен, вы вернулись в свой вагончик, чётко понимая, что

единственное, что вы сделали, это сваляли хорошего дурака. Если вы так подумали, то

вы ошиблись.

Вот почему я пишу это письмо.

Ту неделю я думал о вас. Я думал о вас, когда читал ещё об одном человеке, который рискнул своим завтраком. Я думал о вас, когда читал историю маленького

мальчика, который отдал свой завтрак Иисусу.(27)