– Ой, да ладно, – отмахнулся наемник. – Знаем мы все это. Дела ваши, а проблемы – наши. Сколько вам, яйцеголовым, ни говори, что в Зоне вам делать не хрен, вы все равно сюда лезете. Вот что вы тут забыли? Науку продвигаете, да? Лекарства ищите, наверное. А где они, лекарства эти? Где таблетки против старения? Где средства для борьбы с раком? А технический прогресс за те девять лет, что вы тут бурную деятельность изображаете, далеко шагнул? Летающие автомобили изобрели, мм? А куда идет весь тот поток артефактов, что вам приносят бродяги? В чьи карманы? Чего молчишь, Белов? Сказать нечего? И правильно, молчи и слушай. Может, хоть до тебя дойдет, что Зона – не кладезь знаний, не полигон научных достижений, а самая настоящая задница мира. А вы в эту задницу усердно лезете, найти в ней что-то ценное пытаетесь. И не удивительно, что у вас ничего не выходит.
– Почему? – подняла брови Стрелка. – Получать питание от артефактов научились же. В экзоскелетах их вместо аккумуляторов использовать, в ноутбуках даже… слышала я когда-то об одном таком умельце.
– А это не яйцеголовых достижение, а технарей, – поправил ее Ян. – Был в Зоне местный Кулибин когда-то, Круглов. Долгое время состоял в небольшой группировке, которая в один день сгинула в погоне за неосуществимой мечтой. Сам же умелец жив остался, прибился к ботаникам. На них и работал. Вот этот самый Круглов и додумался первым энергию из артефактов брать, но замечу, что фактически ученым он никогда не был. Так что я по-прежнему прав: Зона – дерьмо, и вам, Белов, делать тут нечего.
– А ты группировкой не ошибся? – усмехнулся Горда. – Тебе с таким мировоззрением в «Гербе» самое место. А ты всего лишь наемник.
– Бывший, – поднял вверх указательный палец Ян. – Это важно. А «гербовцы»… они же идеалисты до мозга костей. Я таких не люблю. Да и плевал я на защиту внешнего мира от Зоны, если честно. Мир большой, он и сам за себя постоять может. А Зона маленькая, и мы в ней как мухи. Кто кого защищать должен, а? Ну и деньги, опять же, меня интересовали куда как больше долга перед человечеством.
– А сейчас не интересуют?
– Смеяться будешь, но нет. Я свою розовую мечту о доме на Лазурном берегу давно на реальность разменял, и, знаешь, ни о чем не жалею. Мне бы смысл всего этого найти, а остальное само придет.
– Философ, – констатировал сталкер без тени издевки.
– Каким уродился.
Помолчали.
– Караульного на ночь выставлять будем? – спросила Стрелка. – А то мало ли кто из вентиляции выползет.
– Спите пока, – ответил ей наемник. – Я еще в вещах пороюсь, порядок наведу. Если что, разбужу кого-нибудь на смену.
– Заметано, – кивнула девушка и свернулась калачиком.
Горда закрыл глаза, постепенно погружаясь в царство Морфея. На душе было легко и спокойно: погоня осталась где-то далеко, рядом – друзья, а до Ануфьево меньше дня пути. «Если все получится, то завтра Седой окажется среди ученых, а уж тем придется расщедриться за проявленную услугу. И одними только таблетками для Стрелки они не откупятся. Возможно, с их помощью нам удастся навести справки о Кисляке. А потом где-то нужно будет переждать пару недель, пока ажиотаж вокруг Белова не спадет. Но это ничего, это мелочи».
Не успев додумать эту мысль, сталкер уснул крепким, по-солдатски чутким сном. Пока в заставленную кроватями и тумбочками дверь настойчиво и громко не постучали…
Глава 8
Время приближалось к полудню.
Не спавший всю ночь, уставший и сонный, Вентиль ногой толкнул дверь, ведущую на задний двор «Чикаго», и вывернул под стеной бара тяжелую чугунную кастрюлю, заплескав остатками прокисшего супа фундамент. Выдохнул, утер лоб. Подумав, поставил кастрюлю на крыльцо и присел на холодную ступеньку. Закурил.
Прищурился хмуро, задержав взгляд на устланном серой вуалью облаков небе. Провел рукой по влажной после дождя траве, потер мозолистые пальцы. Расстегнул воротник и оголил шею, подставляя ее ветру.
Глубоко вдыхая режущий горло дым, он отхлебнул из металлической фляги. Зажмурился, когда обжигающая жидкость прокатилась по пищеводу, скупо улыбнулся. Но улыбка на губах его продержалась недолго: позади, в обеденном зале, грохнула об пол металлическая тарелка; грянул взрыв хриплого, нестройного смеха десятка глоток; кто-то орал на повара из-за паршивого чая; потянуло дешевым, вонючим табаком.
– Вентиль! – донеслось из глубины помещения.
– Идите к черту! – прошептал бармен зло и, привстав, закрыл дверь, отсекая себя от царившей внутри суматохи. Уселся вновь. – Заколебали.
Со вчерашнего дня размеренная, в некотором смысле даже скучная жизнь Вентиля закончилась, а события навалились на него оползнем и погребли с головой так, что не продохнуть было, ни дернуться.