Если кто взял жену недавно, то пусть не идет на войну, и ничего не должно возлагать на него; пусть он остается свободен в доме своем в продолжение одного года и увеселяет жену свою, которую взял[28].
Очевидно, библейские призывники не удирали от армейской службы в Стокгольм или Торонто, а просто по-быстрому подыскивали себе жену, возможно даже не слишком привередничая насчет доказательств ее целомудрия. Заметьте, Иегова, изрядный стратег, не хотел видеть на поле боя ни уклонистов, ни трусов.
И еще объявят надзиратели народу, и скажут: кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце[29].
Пятикнижие, как ни одна другая из когда-либо написанных книг, требует от читателя личного участия. Что вы в ней найдете, зависит от глубины вашего восприятия. Здесь есть и миф, и драма, и поэзия. Но если кому-то нужно подтверждение порочных наклонностей евреев, то там найдутся и они, драгоценные для каждого антисемита строчки.
Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост[30].
Поэтичность Второзакония сильно скрадывается заунывной долбежкой правил, правил и еще раз правил, подкрепляемой угрозами Бога, который явно придирается к народу, который избрал, чтобы он был собственным Его народом. Действительно, даже когда они вот-вот должны достичь Обетованной земли, Бога в самый последний момент терзают сомнения. А может, сыны Израилевы все же не заслуживают клочка земли в свободное пользование? А вдруг, если размыслить здраво, Он ткнул пальцем не в ту горстку людей?
Снова и снова твердит Моисей своим людям о многочисленных милостях Господних, о том, как Он вывел их из Египта рукою крепкою и мыщцею высокою. Припоминает все их чудовищные прегрешения. Заверяет, что в Обетованной земле будет
благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и плод скота твоего, и плод твоих волов, и плод овец твоих[31].
Наконец, придя в ярость, разражается гневной тирадой в адрес недостойной общины Израильской:
Ибо я знаю, что по смерти моей вы развратитесь и уклонитесь от пути, который я завещал вам, и в последствие времени постигнут вас бедствия за то, что вы будете делать зло пред очами Господа [Бога], раздражая Его делами рук своих[32].
Как-то раз ввечеру я, освободившись из хедера мистера Фейнберга, перешел Парк-авеню и тихо просочился в магазин Кресге[33]. Стащил кое-что по мелочи и попался. Управляющий, шотландец-пресвитерианин, привел меня в свой кабинет. Он не сердился, но распекал меня ради моего же блага. «Не ожидал такого поведения от еврейского паренька, — говорил он. — Твой народ трудолюбив и законопослушен. Я восхищаюсь вами, потому что вы всегда превыше всего ставите образование, трезвость и семью».
Всё так, но каким образом приобрели мы эту репутацию и этот уклад?
Наши прародители, собравшиеся в земле Моавитской, у Иордана, были горсткой неотесанных мужланов, простецкими ребятами, любящими покутить, пораспутничать, стянуть что плохо лежит, помахать кулаками и пограбить города. Кому об этом было известно лучше, чем Моисею? И он, на пороге смерти, предостерегает свою паству, суля проклятие всякому, кто собьет с пути слепого, передвинет межу ближнего своего, обидит вдову или сироту, за деньги прольет кровь невинного человека, ляжет с женою отца своего, или сестрами своими, или скотом.
Моисей, Моисей.
Он служил поистине великому Богу, Богу сильному и грозному, но и беспощадному вне всякой меры. Второзаконие завершается одним из ключевых моментов Пятикнижия — смертью Моисея, Моше-рабейну. Он был ста двадцати лет, когда умер он, но зрение его не притупилось, и крепость в нем не истощилась.
Известно, что ровно до ста двадцати лет дожили лишь пять законоучителей Израилевых: Моисей, Гилель, рабби Йоханан бен Закай, рабби Йеуда а-Наси и рабби Акива. Но только о Моисее было сказано:
И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу…[34]