В этом мире еще можно удивляться (СИ)

Какие-то озера, известные, имеют свои названия, какие-то - нет. И они могут удостоиться чести получить имя от случайных путников или влюбленных парочек, сбежавших в девственную природу от шумного мегаполиса. Кристальное названо так потому, что поверхность его столь прозрачная и гладкая, словно только что протертое влажной тряпкой зеркало, и видно, как ползают по дну крохотные рачки и развеваются, словно шелковые волосы девушки, нитчатые темно-зеленые водоросли. Рокалуччи несет имя свое из-за… Фарагонда когда-то вскользь упоминала об этом историческом событии, но оно уже давно выветрилось из моей головы.

Тихое же названо так потому, что вокруг стоит тишина. Непривычная, неестественная, с неким оттенком зловещности. Тишина прячется в низко свисающих над водой ветвях, в треугольно-заостренных листьях стрелолиста, в беловатых корнях и режуще-высоком аире, в едва заметной ряске, в протяжном клекоте редких птиц, в вечно сером небе, затянутом недождевыми тучами… Кстати, небо здесь всегда действительно какое-то странное. Когда мы вылетали из Алфеи, там стояло яркое солнце, небосклон так и выплевывал невыносимую голубизну, а чахлые белые облака тотчас же испарялись, не достигая даже небесного светила.

Погода раскрывалась в своей красе, пока мы летели сюда на огромном красном корабле, так любезно одолженном нам школой специалистов. Но стоило нам приземлиться, примяв траву, не знававшую гула мотора и выхлопных газов, как картина окружающего мира переменилась почти мгновенно. И главное, я совершенно не заметила, как небо успело затянуться серыми тучами, не набухающими дождевыми каплями, но закрывшими солнце. О получении золотистого загара теперь не могло быть и речи. Как же возмущалась Стелла!

Но на температуру воздуха такой расклад совершенно не влиял. Воздух оставался теплым, а тело так и прело даже в коротких джинсовых шортах и легкой белой майке, завязанной узлом на животе. Тихое так и манило в свои объятия. Не сговариваясь, мы облачились в купальники и шагнули в воду, вздрогнув от прохладного прикосновения ледяных пальцев. А потом тело привыкло к Тихому и перестало ощущать первоначальную дрожь, наоборот, когда я выныривала на поверхность глотнуть стылого воздуха, по плечам бил внезапный озноб, и я снова уходила под воду…

Тихое манит, манит так, что из него не хочется вылезать. И непривычная тишина почти не пугает, хотя и настораживает иногда. Тело находится в состоянии боевой готовности, в любую секунду может ринуться на невидимого противника. Ощущение того, что в Тихом скрывается что-то, не пропадает. Но меня это волнует мало, я замираю около самой поверхности и активно работаю ногами, чтобы не утонуть.

Соленая вода - не пресная. В соленой воде дышится легче, несмотря на то, что в ней скрыто больше тайн, воспринимаются они легче, как нечто само собой разумеющееся. Донные пещеры, раковины с изумительными по красоте жемчужинами внутри, морские хищники, остовы сгнивших кораблей и забытые сундуки с тусклым золотом… Это можно принять, к этому можно привыкнуть. В конце концов, нас с детства учили, что в океане может скрываться все, что угодно, потому от него заранее ожидаешь подвоха. Озера же, реки, пруды кажутся безобидными. На первый взгляд. Частенько в озерах скрыты тайны, что лучше не тревожить.

Рядом со мной раздается тихий всплеск, тихий, как и все вокруг, и знакомые руки обнимают меня сзади, зная, куда им можно идти. Запретных мест для них не было, и руки бесцеремонно двигаются по моему прохладному животу, изучая его вдоль и поперек. Я вздрагиваю и отдаюсь наслаждению, ибо тот, кто ко мне прикасается, умеет делать это в совершенстве. Не хочу даже спрашивать, где он этому научился. Ривен умеет обнимать двумя способами: либо поддерживая и выражая свое участие, либо изучая тело и делая толстые намеки на свои желания.

Раньше бы я с яростным визгом отскочила и наорала на то, что он - ублюдок и похотливое животное, но сейчас… Сейчас я и сама хочу этого. Сиреникс отлично умеет промывать мозги и отрезвлять, правда, делая это весьма необычным способом. Я до сих пор помню, как змей резал мой живот, как погружал в него холодные тени, как ни единой капли крови не вытекло из внушительной раны. Сиреникс шипит, выливает тонны ледяной воды из ушата, обрушивает всю правду, какой бы жестокой или ранящей она не была. Сиреникс любит издеваться, бичевать и заставлять людей верить в свое ничтожество. Он - монстр во плоти, но я благодарна ему. Он раскрыл глаза слишком на многие вещи.