Человечество обречено по одной простой причине: чтобы построить здание, нужны десятки людей и материалы стоимостью несколько миллионов долларов, а чтобы уничтожить — всего один кретин со взрывчаткой. В поисках составных частей для бомбы мы с Джоном перерыли весь дом. До сегодняшнего дня никто из нас не знал, как делать взрывные устройства, но мы прочитали химический состав ингредиентов и стали импровизировать. Голова адски болела, пылала словно двигатель, который слишком долго работал на повышенных оборотах. Я задумался — уже не в первый раз — о том, сколько лет жизни отнимает у меня «соевый соус», и пришел к выводу, что это скорее всего не важно.
Итак, из пакетика желе, внутренностей двух детекторов дыма, измельченной колоды карт и охладителя, извлеченного из автомобильного кондиционера, мы сотворили липкую взрывчатую смесь нежно-зеленого цвета. Ее мы налили в форму из фольги, придали ей вид жевательной кости и засунули в холодильник. Нам хотелось сделать бомбу похожей на безобидный предмет, который может лежать в кармане хозяина собаки, не вызывая подозрений. На тот случай, если нас схватят и обыщут.
Я сел за кухонный стол и стал вставлять патроны в купленную мной запасную обойму для пистолета.
— Вот что я думаю, — сказал Джон. — На заводе должна быть система связи. Проберемся в комнату, в которой стоит микрофон, и врубим песню помощнее: например, «November Rain» на автоповторе. И, пока все они затыкают уши и молят о прощении, мы находим эту сволочь Коррока и запихиваем бомбу прямо ему в задницу. А если окажется, что он — огромный пес, заставим его сожрать взрывчатку.
Я кивнул и встал. Настоящий план, невысказанный, спрятанный между слов Джона, заключался в том, что мы умрем — но так, что наша смерть станет самым загадочным и бредовым эпизодом в истории народа Коррока. Мы станем их Гаем Фоксом. В нашу честь устроят праздник. Если уж нам суждено попасть в брюхо Коррока, то пусть он нами подавится.
Мы — это я и Джон. Не Эми.
Я вздохнул, надел пальто и опустил в карман пистолет и запасную обойму. Джон накинул армейскую куртку, наклонился, вытащил из рюкзака цепную пилу и прицепил к ней амортизирующий трос, чтобы ее можно было нести на плече. Затем он поднял самодельный огнемет, ни на секунду не усомнившись в том, что это за штука и зачем она нужна. Джон щелкнул зажигалкой, и из дула вылетел тонкий язычок пламени. Одобрительно кивнув, мой друг задул пламя, поднял с пола боевой топор и протянул его Эми. Она сумела удержать его ровно две секунды, после чего топор, звякнув, упал на пол. Эми отпустила рукоять, достала из куртки гигиеническую помаду и смазала губы.
Когда мы садились в машину, Джон напомнил мне про кость-бомбу. Я сбегал домой, вытащил бомбу из фольги и вышел, держа ее в руках!
Наверное, мне следовало бы знать, что произойдет дальше. Молли — наполовину побритая, наполовину лохматая — подбежала ко мне и выхватила «кость».
По просьбе Джона я опущу следующую сцену, в которой мы очень долго гонялись за собакой, пока он наконец не повалил псину на землю. Мы разжали Молли пасть, но никаких следов кости не обнаружили.
Я с отвращением пошел прочь, но тут Джон, извалянный в снегу и все еще прижимавший Молли к земле, воскликнул:
— Смотри!
В руке он держал лапу собаки. Сначала я не заметил ничего особенного, но потом понял, что на лапе нет символа, похожего на «пи», который был у взорвавшейся Молли. Собака облизала нос и чихнула, затем вскочила и убежала.
— Что это, по-твоему, означает? — спросил я.
— Не знаю, черт побери. Но бомбу нужно вернуть. Бери пилу и режь собаку.
Эми стала возражать против этого плана и придумала еще более отвратительный: извлечь кость из противоположного конца Молли. Девушка зашла в дом, вытащила из холодильника два замороженных буррито и разогрела их в микроволновке.
Мы скормили оба буррито Молли, но незамедлительных результатов не получили.
— Ладно, едем, — сказал Джон. — Мы опаздываем к неминуемой гибели.
Белая мгла. В атмосфере больше снега, чем воздуха. По городу мы ехали со скорость пятнадцать миль в час; все магазины и заведения закрылись из-за снегопада. «Вот он, настоящий буран, — подумал я. — Никогда раньше такого не видел». Примерно на полпути Джон посмотрел в зеркало заднего вида и прищурился.
— Что за черт?
По замерзшему заднему стеклу ползли красные и синие огни. Мы переглянулись и поняли, что можем либо остановиться, либо ехать дальше, устроив самую медленную погоню со времен Джея Симпсона. Я свернул на обочину, заехав в сугроб. К дверце водителя подошла синяя огромная фигура. Я опустил стекло, и снежинки обожгли мне щеку. В салон заглянуло чье-то лицо: увидев, кто это, я занервничал и потянулся за пистолетом.
Это был Дрейк. Но это был не Дрейк. В нескольких дюймах от меня застыло его лицо, не выражающее абсолютно никаких эмоций. Лицо набальзамированного трупа. Черные глаза — ни белков, ни зрачков. Я моргнул, и глаза снова стали человеческими, но безжизненными, словно у куклы.