В финале Джон умрет

Полный отстой. Я открыл глаза и почувствовал резь — в них попал то ли песок, то ли стеклянная крошка. С трудом подняв веки, я обнаружил, что передо мной земля. Мир перевернулся вверх тормашками: я висел, зацепившись за ремень безопасности. Суставы болели так, словно кто-то вырвал их наиболее мучительным способом. Болело все — от макушки до пальцев на ногах. В темноте я не сразу сообразил, что огромная, растекающаяся лужа на потолке — не машинное масло, а кровь.

Я увидел куски плоти, разлетающиеся во все стороны от объекта, который когда-то был офицером Фрименом Эплтоном, влажные розово-желтые слои мяса, костей, ребер и губчатую массу — скорее всего легкие. Тучи крошечных белых палочек-демонов срывались с кровавых ошметков и кружили по салону, словно зерна риса в блендере.

Панику во мне вызвало не это зрелище — и не хлюпанье рвущейся где-то рядом плоти. Нет, задергаться и схватиться за ремень меня заставили звуки роя.

О, этот звук! Его я даже не слышал, а ощущал мозгом, словно электрический разряд, будто миллионы острых, ядовитых мыслей, летающих в голове.

Представьте себе, что пятьдесят тысяч мужчин попали на необитаемый остров и каким-то образом провели там пять тысяч лет без еды, воды и секса. И вот когда эти люди перенесли такие муки, по сравнению с которыми безусловно, членовредительство и каннибализм покажутся детскими шалостями, на остров подбросили статую обнаженной женщины, сделанную из бифштексов. Если записать звук, который издают тысячи людей, одновременно едящих, трахающих и разрывающих эту статую на части, а затем усилить его до десяти тысяч ватт и подать прямо в мозг, это будет совсем не похоже на то, что услышал я. Безумие, отчаяние, голод и боль взрывались, словно сверхновые. В визг и вой то тут, то там вклинивалось мое имя.

Этот звук выбил из головы все мысли, порвал мое сознание. Я, словно больной с синдромом Паркинсона, отчаянно хлопал руками, пытаясь нащупать застежку ремня безопасности. С заднего сиденья доносились другие вопли, но смутно, словно за тысячу миль от меня. Крошечные белые полосочки жужжали вокруг моей головы, пролетали мимо ушей, и тыкались в щеки.

Пальцы наткнулись на пластиковую коробочку, удерживающую ремень в пристегнутом положении, но я не мог найти кнопку, не видел ее. Я давил, тянул и наконец стал просто царапать коробочку, словно ребенок, закативший истерику, в обнаженных руках появился зуд; потом он сменился легким покалыванием, и я понял, понял, черт побери, что происходит и задергался, пытаясь выползти из-под ремня, словно зверь из ловушки.

Во тьме я заметил какое-то движение.

Звук разбиваемого заднего стекла.

Кого-то вытаскивают из машины.

ВОПЛИ.

Я провел ладонью по предплечью, и в воздух поднялась туча белых палочек. Голоса заревели, завизжали, словно баньши-подростки на концерте поп-группы — только на самом деле они издавали совсем другой звук. Этот звук… тяжелый и насыщенный, он физически давил на виски. Мне послышался скрип костей черепа и свист ветра, врывающегося в трещины между ними.

Затем кто-то схватил меня и потянул за ремень. Я увидел руку; что-то щелкнуло, и внезапно перед глазами появилось узкое лезвие: кто-то резал ремень складным ножом. Я высвободился и рухнул вниз. Фред Чу и Джон схватили меня за руки и рубашку и потащили из машины — спиной по битому стеклу.

Все вопили от страха, а Молли прыгала и лаяла — полная паника при виде облачка белых насекомых, летавших вокруг меня, словно перья из подушки.

Часть червячков снова приземлилась на моей руке, а остальные подлетели к лицу и шее. Я отмахнулся от них, попытался прихлопнуть. Джон вцепился мне в запястье, вытащил из штанов бутылку спиртного и вылил ее содержимое мне на руку.

Это, похоже, рассердило летающих червяков больше, чем что бы то ни было; моя кожа горела от того, что они пытались забуриться в нее.

— Не помогает! — крикнул я. — Спирт не причиняет вреда…

Джон щелкнул зажигалкой и поджег мне руку.

Я сказал, что моя кожа «горела», но мне удалось испытать два этих ощущения последовательно, и я должен признать, что первое из них совершенно не похоже на то, что чувствуешь, когда твоя кожа действительно в огне.

Впрочем, жар в руке нельзя сравнить со вспышкой боли, которая взорвалась в мозгу. Сотни червей горели заживо, и их телепатический вопль бил изнутри в мой череп словно «боинг–747». Звук обладал мощностью ядерного взрыва или землетрясения; тысячи бритвенных лезвий впивались в мозг.

А затем наступила тишина. Джон катал мою руку по песку, гася пламя. Кожа побагровела, став похожей на свеклу, и местами начала облезать.

Я сел, постарался сфокусировать зрение и подняться, но снова рухнул на землю. Джон пытался вытереть кровь со лба, чтобы она не заливала глаза. У ног лежала пустая бутылка. Мой друг согнулся пополам, и его стошнило. Рядом на коленях стояла Дженнифер: мокрые от крови волосы прилипли к черепу, из ноги вырван кусок мяса.

Большой Джим орал, указывая на что-то. Молли продолжала лаять.

Фред.

Он вопил.

И бился, словно в огне.

Рой нашел его.