В глубинах Балтики

Во второй половине дня приехал из Берлина наш вице-консул товарищ Фомин. Добирался на машине трое суток: всюду очереди на переправах через реки и каналы, так как мосты разрушены. Выход в море будет нам разрешен через несколько дней. Во что бы то ни стало надо увести большой кран.

30 мая. Дано разрешение мелким судам ходить по реке. В течение нескольких дней ее «утюжили» катерные тральщики.

31 мая. Сегодня все суда сходили в угольную гавань и приняли полный запас угля. Одновременно опробовали [94] машины на всех ходах. Машины работали исправно.

Возвратились в заводскую гавань. Но жить на судах не разрешают. Оставляем на ночь только вахтенных.

3 июня. Английская авиация стала действовать активнее. Бомбы чаще падают в район верфи. Мы перебрались на свои суда. В течение дня машины держали в готовности. К полуночи буксиры и малый кран вывели из Роттердама вверх по реке на рейд против городка Айссельмонде, Большой кран пришлось оставить на верфи, так как провести его под неразведенными мостами нельзя, а разводные части мостов повреждены.

11 июня. Немцы ввели карточную систему на продукты. После предъявления наших паспортов получили продкарточки. Норма — 300 граммов хлеба и 55 граммов сахара на человека в день. За продуктами везде очереди. Был в старом отеле. Наш друг, хозяин отеля, с горечью рассказал, что норвежский король Хокон отдал приказ о прекращении военных действий на севере Норвегии и 10 июня отбыл в Англию. Об этом было передано по радио.

14 июня. Вторые сутки идет дождь. В судовых помещениях сыро и холодно. Каюты на буксирах расположены ниже ватерлинии, в большинстве из них нет иллюминаторов, а часть заварена на переход глухими заглушками.

Четыре дня тому назад Италия вступила в войну на стороне Германии. Это удар по Франции с юга. А сегодня вечером узнали, что в первой половине дня немцы вошли в Париж и подняли свой флаг на Эйфелевой башне.

16 июня. Рейд Айссельмонде. 23 часа. Пишу при керосиновой лампе. Динамо-машины не гоняем ни на одном судне: экономим топливо. День провел в Роттердаме. Идет второй месяц после памятного налета, а пожары еще продолжаются. Кофейная фабрика на улице Вест зи Дайк была подожжена 14 мая, спустя месяц склад кофе еще продолжает тлеть, несмотря на [95] то, что с четырех сторон его непрерывно поливают из пожарных шлангов. Жареный кофе испускает приятный запах, по мостовой течет настоящая кофейная река. А вот от других тлеющих развалин несет смрадом подгорелого мяса и еще бог весть чем. На голландском лайнере «Стейтендам», стоявшем у табачного склада, в результате попадания бомбы возник пожар. Команда открыла кингстоны и покинула судно. Лайнер сел на грунт, под килем было всего полметра воды. Догорал он вместе с табачным складом в течение целой недели. Сейчас его черный исковерканный корпус стоит у гранитной стенки.

Многие улицы в центре уже расчищены и по ним, среди завалов кирпичей, бегут трамваи. Через мосты разрешается ходить с 8 до 22 часов. Они сильно охраняются. На берегах у мостов установлены зенитки. Почти во всех домах вновь вставлены стекла, разбитые при бомбежках зеркальные витрины магазинов заменены рамами с маленькими ячейками.

Наш небольшой, уютный отель не узнать. Хозяин отеля, боцман, ходит насупившись. У него давние счеты с бошами, как называет он немцев, — еще с первой мировой войны. Пароход, на котором он плавал, был потоплен в Атлантике немецкой подводной лодкой. Почти сутки плавал боцман, держась за какой-то деревянный обломок, пока не был подобран английским патрульным судном. За то недолгое время, которое мы прожили в отеле, наши моряки подружились со старым морским волком, а ненависть его к гитлеровцам мы полностью разделяли.

Оккупационные власти предложили сдать все радиоприемники и опубликовали строгий приказ, запрещающий слушать все, кроме передач по радиотрансляции. Но мужественный норвежец запрятал свой приемник и предложил нам приходить слушать Москву. (О том, как мы воспользовались его предложением, я записал позже, когда мы были уже в своих водах.) Тихий некогда отель превратился в шумный притон. К вечеру пивной бар и комната пансионата заполнялись до отказа — в основном немецкими солдатами. [96] Когда наступало время передачи последних известий из Москвы, раздавался условный стук по металлической направляющей лифта, поднимавшего блюда из кухни в бар. Один-два наших моряка потихоньку уходили из зала, оставив на столике начатую кружку пива и недокуренную сигару или трубку. Надо было выйти во двор и незаметно попасть в кухню. Приемник был установлен в углублении под площадкой лифта и закрыт деревянным щитом. Чтобы пользоваться им, приподнимали лифт и тотчас выключали рубильник подъемника.