В глубине стекла

Скандал совершенно не оскорбил Вику, не вызвал у неё отторжения по отношению к Олегу, скорее наоборот, пробудил ещё большее любопытство.

«Что, миленький, — думала она, — вот и ты мне и попался, не захочешь, пожалуй, чтобы Ольга об этом узнала. А не такой уж ты, оказывается, тихоня, и каюту твою посмотреть бы надо, но не сегодня».

— А-а-а, — совершенно непритворно зевнула она, прикрывая рот ладошкой, — знаешь, Олег, я, пожалуй, пойду, совсем засыпаю, а Ольга десятый сон уже видит, наверное. Давай завтра на пляже, найдёшь нас, я думаю. Там и с Ольгой встретишься. Всё, не провожай, я сама дойду.

Тихонько открыв дверь номера, Вика прислушалась к мерному, глубокому сопению Ольги, разделась, нырнула в свою кровать и, довольно хмыкнув, закрыла глаза. Нет, день прошел не зря, не зря они поехали сюда отдыхать. Впрочем, додумать она не успела, провалившись в глубокий, здоровый сон.

Глава 4

Олег, придя в свой номер, с остервенением содрал с себя футболку, зашвырнул её в дальний угол и поддал пинком кроссовку, подвернувшуюся под ноги. Та отлетела к балконной двери и, раскинув в стороны шнурки, будто руки, с укоризною поглядывала на Олега. «Вот дрянь! — думал Олег, непонятно о чём или о ком. — Вот дрянь какая!» Впрочем, дрянью было всё: и это кислое вино, выпитое в баре, и эта дура, Верка, устроившая скандал, да и Вика, настырно липнущая к нему и явно пытающаяся оттеснить Ольгу.

Олег прошёл к балконной двери, снова дал пинка безвинной кроссовке, вышел на балкон и, взявшись за перила, глубоко втянул ноздрями сухой, теплый воздух. Ветерок тянул с запада, пахло пустыней.

Пустыня, страшная и манящая, бесконечная и беспощадная, постоянная в своей изменчивости движущихся песков, безмолвное пространство одиночества и смерти. Только древняя египетская цивилизация, зародившаяся среди пустынь, могла породить такой всеохватывающий культ смерти, культ мёртвых. Пустыня — это осколок вечности, среди кипения мгновенно гибнущей и возрождающейся вновь жизни.

Олег вспомнил, как, впервые попав в пустыню, он был околдован её могучим, величественным покоем, как ему вдруг захотелось идти и идти, всё дальше и дальше, в объятия бесконечности.

Вот и сейчас, едва почувствовав запах пустыни, он снова испытал то неизъяснимое волнение первой встречи с вечностью. Собственно, именно пустыня почему-то и стала той последней причиной, которая помогла принять окончательное решение остаться в Египте на целый год. Хотя и других причин хватало, чтобы уехать из Москвы куда угодно, хоть к чёрту на рога, хоть в Африку.

Африка! Загадочная страна детских грёз. Ещё дошколёнком, декламируя «Айболита», он ярко представлял удивительную Лимпопо, а прочитав подростком роман Б.Пруста «Фараон», бредил Древним Египтом.

«Чёртова Африка! — проворчал он про себя. — Чёртов Египет!» За десять месяцев всё это надоело до зубовного скрежета, до тошноты и рвотных позывов. Особенно еда. Совершенно безумно хотелось съесть хоть кусочек чёрного хлеба с селёдочкой, хотелось квашеной капустки, солёного огурца. Именно солёного, а не маринованного из банки, какие продавались здесь в магазинах европейских товаров.

Сначала местная кухня даже понравилась, обилие свежих овощей и фруктов круглый год приятно ласкало глаз и радовало измученный зимней московской картофельно-крупяной диетой организм. Но потом… Сейчас, набирая себе на тарелку еду со шведского стола, Олег тщательно выбирал из всего салатно-гарнирного обилия лишь помидоры, огурцы и картошку. Ни горы маринованных маслин, ни миски с нарезанной зеленью, смешанной с остро-солёной брынзой, ни наструганный крупными кольцами лук, ни пропитанные какими-то специями баклажаны, ни ещё какие-то морковно-капустные смеси его больше не привлекали. Ароматы восточных приправ внушали отвращение, и хотелось обычной российской котлеты с жареной картошкой. Впрочем, картошка здесь была, но приготовить её ухитрялись настолько безобразно, что есть её приходилось уже без всякого удовольствия — была она тут не жареная, не варёная, а тушеная, причём с какими-то местными подливками и специями. С мясом местные повара обращались так, будто готовили его, преодолевая внутреннее отвращение. «Что это?» — тыкал в первые дни Олег пальцем в покрытые обжаренным тестом куски, получая каждый раз один и тот же ответ: «коров», была ещё, правда «кура». Спасали вкусный хлеб, разнообразная выпечка, местная простокваша и фрукты, поглощаемые им в огромном количестве.