В глубине стекла

— Вот о них я и хотела с вами поговорить, — Тамара Витальевна на секунду замялась, — надеюсь, вы понимаете, что ваши действия, в целом, незаконны. Вы не имеете права, работая в государственной школе, брать деньги за дополнительные занятия.

— Но почему? Я же честно отрабатываю все свои часы. Это же в нерабочее время. Я же их учу, работаю… Разве я не имею права на дополнительный заработок?

— Конечно, имеете, но при определённом юридическом оформлении. Вы должны пойти в управу, получить лицензию…

— Но разве мне нужна лицензия для того, чтобы учить детей в школе? Я же — учитель.

— Не перебивайте меня. Это совсем другое дело. Вы должны получить лицензию на право индивидуальной преподавательской деятельности, стать на учёт в налоговую инспекцию, вести определённую отчётность, регулярно платить налоги. Кроме того, вы используете школьные помещения, значит, вы должны заключить договор со школой, аккуратно вносить арендную плату. Я уж не говорю о пенсионном и страховом фондах…

— Но… Это же… Они же мне совсем немного платят. Ведь все занимаются репетиторством.

— Репетиторство — тоже незаконно, но мы закрываем глаза на единичные случаи. А что касается всех, не нужно говорить обо всех, нужно отвечать за себя. При первой же проверке оштрафуют, причём на весьма крупную сумму не только вас, но и школу, меня лично. Я, как директор, обязана стоять на страже интересов государства и пресечь это в самом зачатке, так сказать.

— Ну ладно… Хорошо… Я прекращу эти занятия.

— Это тоже не выход. Занятия, безусловно, приносят пользу учащимся.

— Что же мне делать?

— Я думаю, вам стоит продолжать занятия. Но, понимаете, Ольга Ивановна, для решения различных проблем, в том числе связанных с проверками, в школе существует определённый фонд наличных денег. Пополняется он из различных источников. Я думаю, если вы будете ежемесячно вносить в этот фонд определённую сумму, это будет справедливо, — Тамара Витальевна непроизвольно кивнула на свой сейф.

— Да, конечно, — Ольга даже обрадовалась, что проблема решается так просто, — а сколько?

— Ну, налоги и выплаты съели бы у вас больше половины, я думаю, для школы тридцать процентов будет вполне достаточно.

— Да, конечно… — растерянно прошептала Ольга.

— Впрочем, все технические детали обсудите с Анной Абрамовной. Лично я к этому фонду никакого отношения не имею.

— Да-да, конечно, — повторила Ольга.

— Ну раз мы с вами всё обсудили, я вас больше не задерживаю. До свидания.

— До свидания.

Ольга пришла в свой класс и села, подперев голову руками. «Так вот на что смутно намекала Татьяна в одном из разговоров. Как она тогда спросила: «Ты её фонд финансируешь уже?», но, увидав удивлённые глаза Ольги, тут же перевела разговор на другое. Вот оно что. Значит, все платят, платят и молчат. Ну да, а что они, собственно, сказать могут! Значит, и мне платить придётся. Но я же эти деньги зарабатываю! А она просто так получать хочет! Ну а что я могу сделать? Ничего! Значит, нужно платить».

Она взяла карандаш, прикинула, сколько она получила с этих занятий за прошлый месяц, отсчитала треть. Получилась ровно та сумма, которая у неё оставалась отложенной дома, на поездку. Конечно, получив непривычно много денег, она их здорово растранжирила, но ничего ненужного, лишнего, она себе не позволяла. «Ничего, — решила Ольга, — перебьюсь, просто впредь нужно быть экономнее».

На следующий день она зашла в кабинет к Анне Абрамовне, когда там никого, кроме хозяйки, не было и положила на стол аккуратный конвертик. Анна Абрамовна взяла его без тени смущения, открыла, пересчитала деньги и кивнула, пробормотав: «Всё правильно». С тех пор третью часть своего приработка Ольга сдавала «в фонд».

К концу учебного года скопилась сумма, которой могло бы хватить на поездку. Но Ольга решила с отдыхом повременить. Нужно было приодеться и отремонтировать квартиру. Ремонта у них не было лет пятнадцать, если не больше. Обои местами выгорели до полной неразличимости рисунка, местами засалились, местами облезли, потолок пестрел пятнами осыпавшегося мела и местами казни настырных комаров. Жить в такой квартире она больше не могла. Нанимать кого-то было чересчур дорого, и Ольга решила осилить ремонт сама. Обещала помочь тётя Маша, соседка снизу, проработавшая на стройках маляром-штукатуром и отделочницей тридцать лет. Была только одна проблема — куда девать мать? Ремонт и мать, в её нынешнем состоянии, были вещами несовместимыми.

Помог случай. Ольга знала, что отец одной из девочек её класса, Сергей Константинович — врач, и весной, после родительского собрания спросила его про одно из лекарств.

— Вы знаете, — ответил тот, — я вообще-то не специалист в этой области. Я — психиатр.

Неожиданно для самой себя Ольга рассказала ему про мать, хотя обычно не говорила про это никому.

— Хотите, я её посмотрю?

— Конечно, если это удобно.

— А почему нет?

Они договорились, и он зашёл к ней в субботу днём, словно бы по делам родительского комитета. Поболтал с мамой, удивительно легко разговорив её.