В глубине стекла

«Вот идиот! — ругал себя Олег. — Чего я ждал? Зачем выпендривался? «Я вас буду в баре ждать! Приходите вечером». Баран! Встретиться в Африке! Да такие случайности раз в жизни бывают! Или вообще не бывают. Сколько я мучился, хотел её увидеть, а тут прямо на тарелочке шанс подносят, а я… Индюк напыщенный! Ведь не зря нас судьба свела опять! А мы? Детский сад какой-то. Прячемся друг от друга…» Отругав себя последними словами, он пошёл работать. Сегодня у него на утро были записаны несколько человек, первыми были двое, как оказалось, отец и дочь, приехавшие из Новосибирска.

Они пришли вовремя. Отец, высокий сухопарый мужчина лет сорока, с лёгкой проседью в тёмно-русых волосах, был спокоен и уверен в себе. Но не глупой самоуверенностью некоторых мужчин, хватающих незнакомый им акваланг и выполняющих инструкции с презрительным выражением лица, мол, и без тебя всё знаю. Ощущалось в нём привычное право распоряжаться, давать указания, но и готовность учиться новому, замешанная на искренней, проверенной жизнью убеждённости, что все, что умеют другие, он тоже способен освоить. Он внимательно слушал инструкции, благожелательно принимал необходимую помощь, но решительно отказался от излишней опеки, пока сидящая рядом дочь наблюдала за ними.

Дочери было лет шестнадцать. «Класс десятый-одиннадцатый», — привычно определил Олег, окинув взглядом её, уже вполне сложившуюся, но словно излучающую молодость фигурку, и услышав её речь с проскальзывающим молодёжным сленгом. Кого-то она ему смутно напомнила, но он не обратил на это внимания. Молодые девушки этого возраста часто похожи друг на друга. Есть в них что-то общее, как у бабочек, дружно, в один день, появившихся из куколок: та же лучащаяся юность, те же широко распахнутые в окружающий мир глаза, те же одинаково красивые разноцветные крылья. Это уж потом взгляд перестанет быть таким доверчивым, крылья пообтреплются, а индивидуальные черты обозначатся ярче, глубже, как морщинки на лице.

Когда Олег начал обучать её обращению с аквалангом, она доверчиво улыбнулась и стада покорно, будто старательная ученица, выполнять все его указания. Помогая застегнуть ей лямки, он чуть коснулся нежной, ещё совсем детской кожи и, кажется, уловил исходящий от неё запах свежего молока. Лишь уловив этот неповторимый аромат, он понял, кого ему напомнила эта девушка. Не внешностью, не голосом, а чем-то необъяснимым она напомнила ему Таню, Таню Малышеву.

«Интересно, — подумал он, — а если бы я тогда знал заранее, чем обернётся тот поцелуй, стал бы я её, целовать?»

Декада английского языка в школе проходила ни шатко ни валко. Повесили стенгазеты, написанные неуверенными детскими каракулями, пестрящие видами Лондона, Вашингтона и Нью-Йорка. Газеты висели в холле внизу и по этажам, наверное, в этом был какой-то смысл, хотя кто их читает, стенгазеты эти, повесили да и забыли. Но вот концерта в пятницу ждали с нетерпением, выступление готовил почти каждый класс. Репетировать начали с понедельника. Анна Абрамовна снимала детей с уроков, уводила их в актовый зал, потом отпускала, и те болтались по школе, затевая шумную возню. Занятия срывались, учителя возмущались, но связываться с завучем, возжелавшей продемонстрировать всем свои исключительные организаторские способности, никто не хотел. Только Олег, раздражённый этой глупой, ненужной суетой, детей с уроков не отпустил, заявив ей при учениках, что он свои репетиции проводит после занятий и не грех бы другим делать то же самое. Анна Абрамовна ничего не ответила, лишь поджала губы и молча вышла из класса.

В последнее время он ощущал вокруг себя некое напряжение. Анна Абрамовна его словно не замечала, некоторые учительницы, с которыми он, бывало, болтал на переменках, теперь только сухо здоровались и убегали по своим неотложным делам. Другие вели себя по-прежнему, но иногда, во время разговора он ловил на себе их странные, словно оценивающие взгляды. Однажды, когда он зашёл в учительскую за журналом, бурно обсуждавшие что-то до этого дамы вдруг разом замолчали и, несмотря на ощутимую неловкость ситуации, продолжали молчать, пока он, забрав журнал, не вышел за дверь. Уходя Олег физически ощутил их скрестившиеся на его спине взгляды.