В глубине тебя (СИ)

— А Каро возражает ей, возражает спокойно так, монотонно, мол, нет-нет, была, была... — голос подружайки, взволновавшись, поторапливается, аж захлебывается. — А та, дура, ей доказывает, доказывает... И тут Каро впадает в самый настоящий ступор... никогда не забуду этого взгляда... так и сидела, не шелохнувшись, и только, нет-нет, тихонько вздыхала. На этом вебинар завершился сам собой. Жуть.

Жуть. Жуть-жут-т-ть...

— Да, жуть, — соглашается голос Нины. — Херц говорил, эти приступы, они приходят неожиданно, неконтролируемо. Поэтому так трудно лечить.

Так трудно лечить, ноет-пищит внутри меня какой-то голос — или я пищу от того, как в меня вдруг глубже, гораздо глубже впиваются акупунктурные иглы.

Так трудно лечи-и-ить... как бормашина у стоматолога совсем...

Нина продолжает болтать со своей знакомой. Их голоса не вызывают во мне больше ни злобы, ни раздражения, ни насмешки — их голоса вливаются в пищание этой бормашины, сверлят мне и зубы и, кажется, также мозг.

Но повторяю — мне нет до них дела. Я лишь воспринимаю их слова, как информацию, пищаще-сверлящую информацию, и нахожу в себе силы испытывать благодарность за то, что, хотели-не хотели, но они ею со мной поделились.

— И не знаю, как он ее лечит... — задумчиво произносит голос Нининой подружайки.

— Он говорил, копать надо, — говорит голос Нины. — Очень глубоко копать. Все перекопать, пока не докопаешься. Херц толковый. У Франка, помнишь, бёрн-аут какой был? Херц ему сильно помог. Я когда-то тоже к нему пару раз заскакивала, но сейчас вообще нереально. К нему не пробиться. Очередь на полгода вперед. Он же сам, вообще-то, из специалистов по клинической психиатрии. Печатается, на симпозиумах выступает. Популяризацией занимается. Я так с ним и познакомилась — на воркшопе одном. Не починит он — не починит никто.

Не починит никто...

Так трудно лечить...

...Я давно тут лежу? Почему во мне до сих пор торчит эта хрень?..

Нет, из меня давно вытащили иголки. Ко мне заглядывают — думают, я заснула. Им надо освободить от меня кабинку. Так я ж и — того... заснула... или отъехала.

Они давно уже ушли, эти две, хоть приходили позже меня.

Не починит никто.

Как можно «починить» человека?.. Ведь это не механизм а... человек.

«Не починит никто» — думаю, не в силах отклеить задницу, встать, рвануть из своего убежища.

«Кати...» — всхлипывает, плачет Каро. «Ка-а-ати, мне так плохо. Они приедут сейчас, увидят меня и все поймут. Не бросай меня, Кати». Нам по пятнадцать лет. Я, хоть мне тоже плохо, так же плохо, не думаю ее бросать — спокойно говорю с ее мамой Гизелой Копф, фин-директором трансагенства Kopf Logistik, и нахожу в который раз, что зря Каро так их боится — мать, отца — вон, какие они нормальные и обходительные. Не требуют пустить их к ней в комнату, которую я решила было грудью защищать — а пусть, мол, отдыхает. А они тогда уже, наверно, все знали и поняли все. Это я не поняла.

«Не починит никто» — звенит у меня в ушах странная, страшная музыка. Весь остаток дня звенит.

Под эту музыку я роюсь на сайтах доморощенной психотерапии.

Не починит никто.

***

Глоссарик для ГЛАВЫ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ Все там же, не в Милане

термин — здесь: назначенная дата

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ Не починит никто

— Что с тобой, конфет? Обидел кто? — спрашивает Рози, когда под конец рабочего дня заскакиваю в офис.

— М-м — м-м, — отрицательно качаю головой я — у меня ком в горле. — Я обидела.

— Че-го-о?

— Я обидела!!!

Не могу. Я не из хилых и не из истеричных, но... не могу.

Спешу по направлению к туалету, будто меня вот-вот стошнит. Она бежит за мной.

Успеваю — меня подкашивает аккурат за дверью, в предбаннике, где посреди сопливых рыданий я нечленораздельным полушепотом толкаю Рози шорт вёржн истории о том, как мой тупоголовый подростковый эгоизм, а после — мое сухарное... каменное... железобетонное безразличие ввергли мою подругу в долголетний, фактически неизлечимый психоз.

И хоть, конечно, ни к чему истерики и довольно уже одной помешанной, но...

— Сахарок, вот... что я за тварь... а?! — бормочу вся в слезах, тыкаясь в рукав Рози. — У меня что, там вместе с тем все остальное отмерло тоже... заморозилось?..

— Да ты чего! — пугается Рози. — Как можешь так говорить!

— Быть настолько пофигисткой... настолько равнодушной, чтоб не заметить...

— Никто ж не замечал...

— Да как я после этого вообще могу чего-то требовать от людей... Чего-то ждать...

— Да разве ж ты требуешь... и ждешь...

— ... когда у меня не в гребаном Милане, а вот тут, под носом — моя же собственная школьная подруга... Да так мне после этого и надо!

— Чего — надо?

— Я никому не нужна... кроме тебя и.... Каро... когда она в себе... Ну, маме еще. А всем остальным на меня наплевать. А мне, выходит, тоже наплевать! На всех!

— Ты чего! Вот дурная! Да разве ж всем на тебя наплевать! Никому на тебя не наплевать! Да тобой все восхищаются, ты что! Завидуют все, как один! Ты красивая, умная... успешная...