В глубине тебя (СИ)

Меня пробирает до костей тот же мороз, что и намедни — вот же оно, черт бы меня побрал.

Да как же я до сих пор не понимала, что там такого страшного в его словах: ведь он же говорит со мной, как с другом. Как с близким другом. Только что он дал добро на то, чтобы поведать, что я в курсе о его матери, и я выдержала это испытание. И нарвалась.

Он не может быть одновременно и другом, и... мужчиной. Дружеские отношения — в них спокойнее, но они лишены страсти, ревности, всего, что хоть сколько-нибудь позволило бы надеяться, что некий теплившийся огонек не затух окончательно. Да и Рик без страсти — это ж не Рик, а какая-то подделка... И тон этот, мягкий теперь — разве не кажется он мне столь же неподходящим к нему, какими некогда казались в нем робость, нерешительность?.. Да что такое творится-то... Чем дальше в лес, тем больше дров.

— А я ведь как-то думала, что залетела от тебя...

Он хмыкает ласково, смущенно, чуть виновато даже:

— Бывает...

Вот... балбес такой... не въезжает, что я ж не предъявляю... что мне тогда, наоборот, больно было от того, что не было... да что мне и сейчас больно...

— Да, бывает, — говорю обиженно. — Но не было. Видно, не судьба.

А я-то как страдала, один на один со своими соплями, задница — на жестком полу, знай себе — наволочки меняй...

— Говорил тебе — родишь еще, — мягко напоминает он. — Когда захочешь.

А меня бомбит от воспоминаний, как мучилась тогда, от слов его: это ж ведь не просто значит «когда захочешь», но и... от кого захочешь. То есть, значит, не от него — он-то себе такую нашел уже, чтоб от него рожала... или нет???..

Молчим, пока не «довожу» его до дома.

Меня знобит, и я тихонько думаю, что... да на черта мне все это надо, это выламывание мозгов да выдирание сердца. Эта... любовь, будь она неладна. Ну пропустили когда-то в самом начале, ну не вышло — теперь, вот, маемся, не знаем, что нам еще друг от друга нужно. Вроде мне показалось, проснулось что-то, но он, кажется, в упор не догоняет. Или просто поздно?..

***

Озноб мой не прекращается — может, от кого из врачей корону подхватила?..

Или застудилась на ледяных процедурах, которыми меня пытал... эм-м-м, лечил физиотерапевт.

В тот вечер я метаюсь по койке, что не столь приятно и драматично-романтично, сколь выглядит в мелодрамах, если у тебя серьезно уже болит сломанная нога и тебя не только сняли с обезболивающего, но и растравливают боль жесткучей физиотерапией.

Меня рвет в разные стороны, тянет то туда, то сюда. То я люблю его, хочу жалеть до боли, всю боль его и страдания перенять на себя, хочу любить и чувствовать его каждой клеткой своего изголодавшегося, ноющего тела, то... смеюсь над собой. Ведь как несвоевременны мои желания и чувства. Ведь мы пропустили, перепрыгнули через все это когда-то — откуда же им взяться, чувствам у него?.. Ведь у него все просто: защитить надо — защищу, захотелось трахнуть — трахну. Помню, готовить мне пытался, кормить. На лыжи раз свозил, сулил свозить в круиз. Дарил духи и брюлик. И... все. Не научили его романтике. Я не научила. Но не в романтике дело.

Итак, что детей ему от меня «не видать» — на это он давно забил. Другую себе для этого нашел. До этих моих переломов он, если хотел меня видеть, то видел — и сразу трахал. Теперь трахать он меня не может, но все-таки звонит. Зачем? По-дружески. Чтоб мне не скучно было тут отлеживаться. И чтоб ему не скучно было идти домой.

А ты что думала — влюбился по-настоящему? Любит?.. Из-под колес грузовика вытащил, значит, любит?..

Если б любил, думаю, разве давно не сказал бы? Или, может, боится.

Чтобы бояться любить, бояться вслух говорить о любви — отчего-то мне кажется, что он не из таких. Значит, если до сих пор не сказал... Ох-х...

Ворочаюсь, мыкаюсь на своей койке.. уже давно за полночь, а я все ворочаюсь. Это не только больно — я и движений своих не контролирую и ненароком давлю на звонок «сестра». Ко мне приходит медсестра в наспех надвинутой маске, справляется, не дать ли обезболивающее, но я отказываюсь и извиняюсь, мол, задела. Недовольно бурча, она уходит.

А я?.. — думаю, разве я боюсь говорить, что люблю? С Михой совсем не боялась. Не помню, говорили мы с ним друг другу, что любим. По-моему, как-то подразумевали. А тут спираль какая-то получается: Рик не говорит — значит, не любит. Тогда и я не должна. Ведь я думала, что тех, кто меня не любит, я быстро забываю.

В мозгу недовольно копошатся слова мамы: «не можешь забыть... забыть его не можешь...» — выходит, я давно его люблю? Здрассте, приехали. И почему, думаю, сама ему не говорила? Что за старомодность такая — от него признания ждать? Ну и что, если первая... Он, разве, не заслуживает?..

«Ты создан для любви» ... — да уж, как же.

Да не болтают мужики об этом, ворчу сама себе недовольно. Этот тем более не будет. А если ему, наоборот, начнут заливать, он, вон, , как вчера — насчет неудавшегося залета — хохотнет — бывает, мол. А ты сидишь, как оплеванная — и правильно. Нечего. Не всем слушать серенады. Да и не залог они семейного счастья, серенады эти.