В глубине Великого Кристалла. Все произведения цикла

– Не хнычь, – насупленно сказал Кки Мышонку. И стал разматывать на себе ассахор.

Как у пастуха кнут, как у кузнеца кожаный фартук, а у каменщика рукавицы и зубило, так у рыбака и кормщика – ассахор. Прочный шнур с узелками через два локтя друг от друга. Носится вокруг пояса, сплетенный в плоскую косицу. Плетение такое, что снасть распускается и вытягивается на всю длину от одного умелого взмаха. Она, эта снасть, – для самых разных нужд. Ее бросают с борта на пристань для подтягивания лодки; ей крепят груз, когда волна раскачивает лайбу. Ею заменяют порванный шкот, на ней буксируют мелкие дощаники. С ее помощью смиряют хлещущую парусину, если ту шквалом сорвала с рейка.

Владеть ассахором считалось доблестью у мальчишек возраста Кки и старше. Кки владел. Ну, может, не так умело, как большие ребята, однако сейчас особого искусства и не требовалось. Закрепить шнур за каменный выступ, спуститься по узелкам на трехкопейную глубину – подумаешь! Самое трудное было – унять в себе жутковатое замирание и беспорядочное прыганье сердца.

Кки унял. Попросил у Небесной Девы прощения и помощи и… спустился.

И ничего не случилось. Только царапался дрок и цеплялись за дерюжную ткань мальчишечьей юбки-чуммако шарики дерихвоста. Сладко пахло овражной травой-семицветкой…

Сандалия нашлась быстро, в листьях этой самой семицветки. Довольный Кки сунул ее за тугой пояс чуммако и без труда поднялся по ассахору на гребень Стены. Пока он лез, не смотрел наверх, смотрел на узлы, чтобы не пропустить их. А когда забрался и прыгнул с гребня на тропу… увидел перед собой двух стражников. Тех, что обычно несут вахту на Квадратной башне.

Родители, конечно, выдрали Мышонка и Рыбку. Но не всерьез, а так, для порядка (Мышонок даже не верещал). Потому что большой вины у малышей не было. Была она у Кки…

Главные люди города Ча собрались в Круглой палате Управы, чтобы решить: как поступить с мальчишкой. Привели и его самого. Кки стоял перед знатными лицами с опущенной головой, теребил край чуммако, и все же в нем не ощущалось раскаяния. Спросили: как он посмел сделатьтакое? Он сказал, что пожалел маленького…

Стали ломать головы. Случай-то был такой, какого никто не мог вспомнить! А раз нельзя вспомнить, нелегко и придумать, что тут делать.

Наконец хозяин гончарных мастерских, толстый и добродушный дядюшка Пакси Ту, сказал, что готов усыновить сироту Кки, а уж после этого можно будет поступить по-отцовски и выдать негоднику все, что он заслужил. Но для этого надо было, чтобы мальчишка сам признал гончарного дядюшку папашей, без такого согласия усыновление не действительно. А Кки не признал, буркнул:

– Вот еще…

– Тогда будешь до осени сидеть в подвале Управы и молиться, чтобы Небеса простили тебе твое беспутное поведение, – пригрозил советник Шук.

– Не буду, – угрюмо сказал Кки.

Знатные люди запереглядывались.

– Как же ты не будешь, если мы подпишем вердикт? – выразил общее недоумение советник Шук. – Ты живешь в этом городе и обязан чтить его обычаи.

– А я не буду жить в этом городе, – вздохнул Кки. – Я уйду.

Какое-то время все молчали (и опять переглядывались, конечно). Потом несколько человек разом спросили "куда?"

– Куда глаза глядят…

Опять помолчали. Наконец жалостливый хозяин трактира "Хорошая девочка" по-женски пригорюнился:

– Сгинешь…

– Там поглядим, – сказал Кки. Он понимал, что сгинуть может запросто. Но… и гордость в нем была, и какой-то голос все сильнее звал в дорогу.

Знатные люди развели руками. Если решил уйти – дело хозяйское. Родителей у мальчика нет, значит, он человек вольный. А вольному, как говорится, воля.

К вечеру добросердечные тетушки собрали путнику узелок: запасная одежонка, печеная курица, каравай, фляжка. Вытерли уголками платков глаза: "Храни тебя Небо…" Несколько ребят, в том числе и Рыбка с Мышонком (в своих дорогих сандаликах) проводили Кки до ворот в городском валу. Помахали вслед. Кки тоже помахал им и пошел, не оглядываясь (чтобы не заметили его мокрых ресниц).

Все думали, что он пойдет за холмы, в сторону Реки, где встречаются иногда крестьянские селения давних жителей этой страны. Кки и вправду сперва шагал туда, на закат. Но, едва стало смеркаться, оставил дорогу, повернул к юго-востоку, вышел к морю, к полыхающей костром Квадратной башне, а от нее опять проник на Стену. Крадучись он скользнул мимо дремлющих на стене часовых и на ассахоре снова спустился в ров.

Сейчас было страшнее, чем первый раз, потому что в сумраке. Уже не сладко, а резко, пугающе пахло травой-семицветкой. Молодой месяц бросал на пустошь слабый зеленоватый свет. Дрожали в темноте крохотные огоньки (светлячки? или кто-то неведомый?). Далеко ухали ночные птицы.

Надо ли говорить, что испытывал мальчик, оказавшийся поздним вечером на Чужом поле? (Уж не вернуться ли, и пусть будет что будет?..) Но неведомое «что-то» звало Кки вперед сквозь все страхи. И он пошел наугад, через колючки и спутанный ползучий кустарник.

И шел, шел…