В глубине

— Подбери живот, Матвевич! — строго кричал молодой инструктор на Мудряша, и вид у него был такой оскорбительно начальнический, что стариковское сердце закипало негодованием: — корпус вынеси вперед, в пояснице не гнись и не кочерься! Плечи разверни! подбородок втяни! подбери!.. Гляди веселей! нос не утирай во фронте — ты не баба… Носки, ребята, разверни на ширину ступни… Слуша-ай! на краул!..

Выходил станичный атаман, тоже молодой урядник, снисходительно усмехаясь, кричал будущим офицерам: — здорово, молодцы! — и производил репетицию «отдания чести».

— Руку не прижимай, свободно держи кисть!.. на высоте локтя чтобы была!..

И старые георгиевские кавалеры тянулись перед этими молокососами на вытяжку, ели их глазами, старались изо всех сил, но все не могли избежать обидных замечаний и поправок. В сердце скоплялась горечь бессильной обиды, нарочных унижений, сознание бесцельного шутовства и ломания. Но терпеть надо было: может быть, и в самом деле награда будет…

Собиралось с десяток зевак — бабы, ребятишки с облупленными от жары носами, старики. Серьезная часть станицы вся была на работе.

— Х-на пле-чо!.. Ставь обух в выемку плеча!.. Два пальца свободно согни!..

Палит солнце. Коротки и резки тени. Фуражки — как сковороды с пылу — жгут темя. Нестерпимым блеском сверкают начищенные, накалившиеся сапоги.

— Эх, Матвевич, теперь бы в холодке лег да пространно выспался бы… — сожалеющим голосом говорит древний Игнат Бунтиш, усмиритель польского мятежа. Может быть, в нем и зависть говорит: он тоже домогался зачисления в Бородинское ополчение и большим пальцем левой руки тыкал в свой георгиевский знак, но был забракован по причине слепоты на один глаз.

— А ребятам косы, грабли в руки бы…

— В офицеры захотели, — слышится иронический голос.

— А что ж… и будут ваше благородие… А мы? так и останемся нито никто…

— Мы тут с ихними бабами… жолмерками… погуляем… Как, Ильич, Спиридонихе-то своей доверие дашь?

— Ильич — он и сам ухач. Небось, в городах — там такую мамзелю приспособит… подходи видаться!..

Раскатывался хохот, здоровый, бесстыдный и безжалостный. А они, сивобородые, стояли во фронте с ребятишками и не смели ни огрызнуться, ни носа утереть, ни отогнать докучавших мух, кружившихся над ними. И шли томительные, однообразные часы в примыканих, осаживаниях, перестроениях и изнурительной маршировке.

Еще горше стало, когда пришло от окружного атамана предписание, чтобы у командируемых на Бородинское торжество были лошади гвардейского типа. Это пахло уже огромным расходом.

Годный к строю конь оказался лишь у одного Маркиана Жеребяткина. Мудряш и третий кавалер — Овчинин — объявили себя безлошадными. Станичный атаман пригрозил вычеркнуть их из списка и заменить другими стариками. Из страха потерять уже недалекое офицерство, Мудряш решил вывести на смотр буланого мерина с побитыми плечами и острой спиной, изъеденной оводами.

— Это что за ишака припер? — закричал в негодовании атаман, при виде буланого мерина: — страмить войско?

— Да в двенадцатом году, вашбродь, на таких-то и француза выгоняли… Сбруя была самой древнеющей старины: подпруги из лыка, стремена деревянные… Это ныне все по фасону стали требовать, а в старину руководствовали безо всяких тех… А не глупей нас с вами были люди…

— Ты мне сказки не рассказывай, а лошадь давай!..

— А это чем не лошадь? Пуля, а не лошадь!.. Кто, конечно, понятие имеет…

Атаман рассердился и едва не оттаскал будущего офицера за бороду: «не оговаривайся с начальством, а исполняй!» Но исполнить требования оказалось невозможным. Конь гвардейского типа в переводе на язык цифр означал 200–300 рублей затраты. Как ни были одушевлены наши старики патриотическим пылом — выгнать во второй раз Наполеона из Москвы и получить офицерские погоны, — однако такая затрата оказалась им не по силам. О малолетках, для которых тоже требовались лошади гвардейского типа, нечего было и толковать. Родители их на это требование без малейших колебаний ответили отказом.

— Кому?.. Захарке — гвардейского коня?! — громче всех говорил Яшка Воробьев, хваставший первое время тем, что его сын будет офицером: — нитнюдь! Это не по носу табак ему… Дай ему такого коня, а он его так устряпает… либо хромого, либо слепого приведет назад, а лошадь денег стоит… Человека даю… Отпущаю человека, хотя он и дома нужен, но — отпущаю… А уж насчет лошади — извиняйте!..

Попробовал атаман поискать иных кандидатов в герои, — не нашел: георгиевские кавалеры и были, но, кроме креста, иного имущества не имели и коней за свой кошт справить не могли; из малолетков охотников совсем не оказалось. А начальство, стоявшее над станичным атаманом, — атаман окружной — требовало все строже и строже лошадей гвардейского типа и указывало простой, испытанный способ их приобретения — на счет общественных станичных сумм.