В глухом углу

Она натаскала еще теплой травы, сложила из нее два ложа. От мокрой одежды, развешанной вокруг, шел пар. Вера лежала без юбки, расстегнула кофточку, потом сбросила все — кожа, истосковавшаяся по солнцу, быстро нагревалась.

— Первый весенний загар, — заметила Вера. — Скажи, не поверят: кругом снег, а мы великолепно греемся. В Москве по-настоящему загорать начнут месяца через полтора.

Лена переводила взгляд с себя на Веру. Она проигрывала рядом с Верой — ее кожа даже на ногах и животе была усеяна веснушками, фигура у нее тоже была стройная, но так спокойно обнажить грудь, как это сделала Вера, Лена бы не осмелилась, она стеснялась себя.

Лена первая заговорила:

— А почему все-таки ты хотела меня напугать?

Вера ответила, не открывая глаз — она наслаждалась солнцем и сознанием, что все кончилось благополучно.

— Неужто не разбираешься? Я думала, ты понятливее.

— Из-за Георгия?

— Из-за кого же другого? — Вера приподнялась, поглядела на задумчивую Лену и засмеялась. — И знаешь, что интересно? Давно я бросила о нем думать. В тот вечер, когда с Лешей случилось несчастье, Саша крикнул, что ты с Жоркой — неприятно было, но так, не очень. А тут увидела тебя — вдруг в глазах замутилось.

— Значит, ты продолжаешь его любить?

— Никого я не люблю — отдыхаю от этой нелегкой ноши. Когда-то увлекалась. Дело было осенью — снега замели это чувство.

Она добавила:

— Можешь не сомневаться — отбивать не буду. Люби, сколько души хватает. Со мной он мало приятничал, не хотела бы я на всю жизнь такого.

— Он изменился, — сказала Лена. — Он очень изменился. И я хочу, чтоб ты знала… У нас серьезного не было… Я говорю о близости…

Вера ответила не сразу.

— По-моему, у вас самое серьезное — любовь. Он тебе, вероятно, похвалился, что мы были близки? А прочного ничего не вышло. Не в ней, выходит, дело, в простой близости.

— Я уйду с вашей дороги… Он вернется к тебе.

— Кто вернется? Какие глупости, Лена! Ты что — жалеешь меня? Поверь, я не такая жалкая.

Но Лена, не отрывая восхищенного и ревнивого взгляда от покрывавшегося легкой краснотой тела Веры, твердила:

— Он не забыл тебя. Разве можно тебя забыть, такую красивую?.. Все равно он потянется к тебе, лучше, если это произойдет сейчас, пока я могу… Поверь, я не буду мучиться, тебе не придется себя укорять!

Вера лежала, устремив глаза в небо, дремота ее оставила. Небо поднималось надо всем, пламенное, пустынное, очень высокое, по нему катился в закат неистовый солнечный диск. Лена наклонилась к лицу Веры. В больших, почти четырехугольных глазах мерцали огромные зрачки. Вере показалось, что она еще не видела таких страшных и красивых глаз. Она рукой отвела Лену, схватила одежду.

— Высохла! Давай одеваться.

И, влезая в юбку, застегивая кофточку, она ответила Лене на то, о чем та спрашивала:

— Не любишь ты Георгия, если можешь так спокойно. Уйду, бери ты, обещаю не мучиться — разве это любовь? Я его не защищаю, он, может, многих хуже, но только так нельзя. Были бы мы вместе, не то, что сама отдавать, близко бы к нему не подпустила! Э, что говорить, не знаешь ты настоящей любви! У меня спроси, я знаю — как за мной ухаживал один, от хороших слов голова кружилась… Нет, не нужен он был — мне любовь нужна, а не брюки…

— Ты тоже не понимаешь моего отношения к Георгию, — грустно сказала Лена. — Я ведь от чистой души, Вера…

— От чистой ли? Может, от пустой? Пойдем, давно пора!

Глава восьмая ЗЕМЛЯ, С КОТОРОЙ ВМЕСТЕ СТРАДАЛ

1

Игорь получил от Виталия несколько писем из Москвы. В дороге с Виталием случилось несчастье. На станции Тайга он повредил ногу, пришлось две недели проваляться в Новосибирске. Работы в Москве сразу не подыскалось, были трудности с пропиской, потом, правда, уладилось. «Вкалываю на одном объекте в Ростокино, — писал Виталий. — Заработок, конечно, меньше, чем у нас в последнее время в Рудном, ну, и ребята не такие дружные — живу скучно».