Читаем В глухом углу полностью

После этого Игорь, вывалив тачку, по пять-шесть минут сидел на обрыве. Иногда к нему присоединялся Виталий. Они перебрасывались редкими словами, утомленно закрывали глаза. Внизу шумела пенистая река, над ней уступами вздымалась тайга, па безоблачном небе катилось в закат солнце. Позади грохотала, кричала, пела пилами, стучала топорами, бормотала репродукторами площадка, отвоеванная у леса, впереди простиралась важная, настороженная, диковатая тишина. В воздухе тонко звенел предвечерний гнус, пришлось опускать накомарник. От усталости Игоря потянуло в дрему, защипало язык — верный признак, что поднимается температура.

— Эх, поваляться бы на травке! — сонно сказал Виталий. — Еще целый час вкалывать — страх!

Игорь с трудом поднялся. Он свалился на обратном пути с пустой тачкой. В этот последний час он сделал всего два рейса.

<p>Глава третья</p><p>ТУЧИ ОПУСКАЮТСЯ НА ЗЕМЛЮ</p><p>1</p>

Это было странное состояние. Каждую клетку тела наполняла усталость. Мир замедлил бег, он уже не летел, а крался шажками. Все совершалось неторопливо и смутно — утром минут по десяти отлеживались в постели, завтрак — каша да чай — растягивался на полчаса, на площадку брели апатично, молча работали… И если в это приглушенное существование врывался резкий звук или быстрое движение, становилось больно, как от удара. Вася да Семен не поддавались пока общей болезни, но Семен разговаривал больше улыбками. Зато на неуемного Васю ворчали. Леша сказал, зевая над лопатой:

— Шебутной ты, Васек. Не на норме же…

Раз не на норме, надрываться не обязательно — мало-помалу это стало правилом поведения. Сетования Васи звучали надоедливо. А когда он повысил тон на Сашу, тот замахнулся киркой.

— Проваливай, пока живой! Видали погонял — ни один добром не кончил!

Игорь по-прежнему катал тачку. Одному он все-таки научился — не выворачивать ее. Он сам не заметил, как освоил это трудное искусство, но больше она не опрокидывалась, выкручивая его руки и бросая самого на землю.

Зато она стала издеваться над ним во сне. Она являлась каждую ночь, то грозная, то насмешливая. Это был многосуточный ночной кошмар. Чаще всего Игорю виделось, что он повис на деревянных ручках бешено несущейся мучительницы, а впереди неспокойная Лара. Иногда ему удавалось вырваться до обрыва, и тачка одна с глухим плеском пропадала в волнах, в другой раз он летел вместе с ней, но пробуждался перед самой гибелью в воде. Это были скверные сны, Игорь вскакивал мокрый от пота, долго потом не мог заснуть, хотя с вечера засыпал быстро.

Виталий признался, что тоже видит нехорошие сны о тачке. Ему представлялось чаще другого, что она заваливает его многотонной массой земли, а он, задыхаясь, выкарабкивается наружу. Два раза он вылезал совершенно голый, костюм оставался под тачкой. Страх за главное свое сокровище заставил Виталия примириться с казенной одеждой, теперь он ходил в гимнастерке и бумажных брючишках.

Леше, наоборот, являлась кирка. Он во сне огрел себя киркой по колену, было зверски больно, пришлось зажечь свет и осмотреть, нет ли крови.

— Крови, конечно, не было. Но болело всю ночь. У меня братцы, сны, как в кино. Жалко, при современном состоянии техники — нельзя их вам показать. Вот бы вместе один сон посмотреть!

На исходе сентября была закончена планировка площадки и выкопан котлован. С тачкой покончили, на очереди стояли кирпичные работы. Вася задумал отпраздновать торжественное событие. Он упросил киномеханика показать вне графика только что привезенную картину и поспешил собрать бригаду. Товарищи послали его к черту.

— Выключи болтовню, я сплю, — проворчал Леша, скрываясь под одеялом.

— Я тоже поехал, — сказал Миша, зевая. — Пока, до утра!

Игорь не соглашался и не отказывался, но, поглядев на его апатичное лицо, Вася обругал приятелей старичками. Он пошел в кино один. На дворе лил дождь, Вася промок. Постояв в фойе, он махнул на картину рукой и побежал под дождем назад — одному было скучно развлекаться.

Дождь шел и днем. Небо завалило тучами, тайга пропала в серой пелене воды, под ногами чмокала глина. Доски тротуаров стали скользкими, уже не один Виталий валился в грязь. Перед концом работ он сказал, исподлобья — чтоб не подставлять лицо дождю — поглядывая на небо:

— Начались погожие денечки! У предков под крылышком веселее. Удивляюсь, какого шута меня потянуло в эту дыру?

Под вечер солнце осветило омытую тайгу и помутневшую Лару. Из леса ринулся гнус, задымили потушенные дождем костры. Репродуктор разнес над площадкой сообщение, что сегодня в конторе выдается зарплата.

У большинства это были первые деньги, заработанные собственным трудом. Девушки еще соблюдали степенность, но парни помчались сломя голову. Игорь сжимал в руке пачку кредитных билетов, они жгли ладони, нужно было немедленно истратить хоть часть их.

— В магазине появилась наша родная московская антигриппозная белоголовочка, — порадовал товарищей Георгий. — Окропим столичными градусами древнюю таежную землю.

— Обойдемся и без отравы, — сказал Леша. — У тебя чуть что — заливон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века