В гнезде Орла

— Мир на руинах и костях… — Максим закрыл глаза. Он не мог всё это видеть. — Вся наша борьба направлена не против Рейха, а против своих же граждан.

***

В одной из главных больниц Берлина, в подвальном помещении, суетились толпы врачей и работники медперсонала. Они изо всех сил старались спасти пациентов, переводили всех в безопасное место. Повсюду пахло кровью и хлоркой.

На улицах города всё рушилось. По обрывочным сообщениям, все новостные каналы сообщали о военном перевороте, атаки русских и японцев. Царила полная паника. Никто не знал, что делать. Правительство молчало. Только врачи пытались до конца исполнить свой долг — спасать людей пока это возможно.

Многие люди всегда стараются цепляться за жизнь, находясь на волоске от смерти. Так было и сейчас. Люди кричали, просили помощи. Помимо пациентов, с каждой минутой в подвалах прибавлялось раненых с улиц, было не протолкнуться.

— Мы только отсрочили неизбежное, — еле слышно, произнёс Оливер Харму, который пришёл его навестить буквально за несколько минут до начала обстрелов. — Хотелось бы мне умереть на пару дней раньше. Хотел запомнить страну Великой!

Обессиленный, практически одной ногой в могиле, бывший рейхсканцлер прекрасно слышал, что говорят врачи. Рейх уничтожают его же бывшие солдаты, не считаясь, сражаются ли они с правительством или простым народом.

— Она есть и остаётся Великой! — вздохнув, отметил Харм, держа в руке иссохшуюся левую ладонь своего друга. Врачи сообщили, что в случае с жизнью бывшего рейхсканцлера счёт идёт на часы. — Мы ещё не проиграли… Они просто застали нас врасплох. Всё произошло слишком быстро. Ещё есть шанс всё исправить.

— Ты сам веришь в свои слова? Оглянись мой друг. Мы проиграли самим себе. Не русским и японцам, а тем людям, которым доверяли. Однажды Гиммлер не получил верных сведений и в итоге поплатился. Не находишь схожести?

Харм отрешено посмотрел на зелёную блеклую стену, которую едва освещала жалкая настольная лампа. Оливер прав. Директор Абвера был слеп, возможно, даже остаётся слепцом и сейчас. Просто он не хочет принимать поражение.

— Я уже говорил тебе однажды и повторю сейчас, — Оливер с трудом повернул голову и посмотрел мёртвым взглядом на Харма. — Невозможно шпионить за смертью. У неё есть всё, чтобы тебя перехитрить. — Он сильно закашлялся. На его хриплые вздохи даже прибежала светловолосая молодая медсестра, на её халате были кровавые следы от рук.

Девушка хотела позвать доктора, на что бывший рейхсканцлер запротестовал. Он ощущал, что доживает последние минуты. Их он хочет провести с другом, а не с врачом, изо рта которого постоянно попахивает рыбой.

— Тебе нужна помощь, — Харм пододвинул стул и сел в плотную к Оливеру, отпустив его руку. Каждый вздох бывшему рейхсканцлеру давался с трудом. — Я вижу, что тебе больно.

— Мне больно за страну. Мы её спасли и сами уничтожили, — Оливер попытался говорить, как можно увереннее. Нет больше смысла беречь силы, он вскоре покинет этот мир. — Ради чего мы столько всего сделали?

— Нельзя было сидеть на двух стульях. Рудольф изначально был прав. Мы слишком многое позволили покорённым народом.

— Без них страну бы давно поглотили японцы… — Оливер посмотрел в потолок, он весь дрожал от взрывов. — Надо было отдать территории русским, наши люди не видели на их землях дома. Нам нужны были союзники, а не враги под боком.

Снова Оливер был прав. Харм в душе со всем соглашался. Они пятьдесят лет продолжали выкачивать ресурсы из Сибири, совершенно не находя язык с русским правительством. Хотелось их всех держать в страхе, следовать идее Великогерманского Рейха. Но как идти этим путём, если ты не веришь во все идеи фюрера, а лишь делаешь вид, что продолжаешь его дело. Харм и его друзья ничем не лучше нацистов, а возможно даже хуже. Те хотя бы не скрывали своих планов.

Можно ли назвать освободителями от угнетателей повстанцев? Харм на этот вопрос видел однозначный ответ.

— Нет! — твёрдо ответил он. Взгляд директора Абвера был направлен на Оливера. — Наш мир обречён.

— Вот ты и всё понял, — Оливер закрыл. — Всё больше не имеет смысла. Нет ни правых, ни левых. Все идут по одному пути самоуничтожения. Нацисты, коммунисты. Неважно кто. В другом мире, быть может, всё иначе, а в нашем всё предельно ясно…

Бывший рейхсканцлер закрыл глаза и больше их не открыл. Его сердце перестало биться. В импровизированную палату вбежали врачи и медсёстры. Они начали суетиться вокруг мертвеца. Пытаться вернуть его к жизни.

В этот момент Харм истерично засмеялся. Снял белый халат, который был надет поверх его пиджака, засунул руки в карманы и вышел из палаты, напоследок последний раз взглянув на своего друга. В его глазах в этот момент на больничной койке лежал не иссохшийся труп, а молодой и амбициозный политик Оливер Штайнмайер, который улыбался ему яркой улыбкой и смотрел на него глазами полными жизни и стремлений.

— Ты полностью прав, Оли, — Харм вышел из палаты. — В нашем мире всё предельно ясно.