В годы большой войны

У Клауса росли дети — три сына и дочь. Их судьба тоже тревожила. Что-то надо делать. Но присяга довлела, сковывала, вызывала чувство раздвоенности, непреодолимые сомнения. Клаус замкнулся в себе. В разговоре с приятелем бросил опасную фразу о Гитлере: «Этот дурак все же втянул нас в войну!» Клаус сетовал на свою опрометчивость, но все обошлось благополучно. Может быть, приятель тоже думал так, как Клаус…

Когда началась война на Востоке, Штауффенберг уже работал в главном штабе сухопутных войск вермахта. Здесь же находился и Роберт, но встречались они редко, ни тот, ни другой не вспоминали о ночном разговоре. Но как-то раз, когда они шли к проходным воротам в Цоссене, Роберт сказал: «Не пора ли сказать фюреру: нет?»

— Он еще побеждает в войне, — возразил Штауффенберг.

— Ну, не скажи!.. Как бы русские не устроили нам большую мышеловку на Волге…

Роберт, один из приближенных Гальдера, был, несомненно, более информирован, чем Клаус. Разговор происходил в тот день, когда советские войска перешли в наступление под Сталинградом.

На том разговор и закончился, но у Штауффенберга снова сорвалось с языка:

— Неужели в ставке не найдется человека, который прикончил бы его пистолетным выстрелом…

Роберт пристально посмотрел на Штауффенберга, словно изучая, проверяя его.

— Ты неосторожен, Клаус, — проговорил он. — Сказать Гитлеру «нет» можно по-разному…

2

Объем информации, уходившей в Москву, возрастал из месяца в месяц. Радист Джим и супруги Хаммель часами просиживали каждую ночь у передатчиков и все же не успевали передавать поступавшие донесения. Еще бы! В начале войны они выстукивали на ключе всего несколько десятков радиограмм в месяц, укладывались в расписание и выходили в эфир два-три раза в неделю. Теперь же радиограмм проходило более сотни… И так из месяца в месяц.

А шифровал депеши один Шандор. Иногда ему помогала Елена. Ночи напролет проводили за кропотливой работой шифровальщика, иногда прихватывали часть дня. Кроме того, время отнимали карты, схемы, которыми Шандор должен был заниматься в своем агентстве «Геопресс». Затем текущие дела, встречи, проверка, отбор информации. Шандор почти не спал и все же не мог справиться с потоком донесений.

Радо отбирал первоочередные, наиболее важные сообщения и ставил гриф: «Молния!», «Расшифровать немедленно!» Но что значило в таких условиях срочная? Иной информации не было. Любая радиограмма, задержанная на один-два дня, могла утратить свое значение.

С точки зрения конспирации все это было недопустимо — радисты часами не отходили от передатчиков, заполняя эфир писком выстукиваемых тире и точек. А противник был хорошо оснащен пеленгационными установками, которые из ночи в ночь ползали по улицам и шоссейным дорогам…

Радисты изнемогали, но перебросить в Швейцарию новых не представлялось возможным. Центр предложил найти и подготовить радистов на месте. Но где их взять?

После долгих раздумий и поисков Шандор остановил выбор на молодой, двадцатидвухлетней девушке — Маргарите Болли, дочери итальянского эмигранта, который лет десять назад переселился из Рима в Швейцарию. Итальянский антифашист относился в равной мере враждебно к Муссолини и к Гитлеру. В Базеле он занимал скромную должность служащего торговой фирмы, жил спокойно и тихо, а в душе испытывал угрызение совести, что оказался в стороне от борьбы с фашизмом.

Сначала повели разговоры с отцом. Он охотно помог бы людям, которые борются с нацизмом. Но чем он может быть полезен? Вот, может быть, его дочь — Маргарита… Она разделяет взгляды отца.

Болли-старший сам вызвался поговорить с дочерью. Маргарита без раздумий согласилась.

Она была хороша собой. Смуглая кожа, лучистые глаза, длинные ресницы, упругая походка привлекали внимание окружающих. Качество не особенно подходящее для подпольщицы — хорошо бы найти кого понезаметнее…

Тренировать девушку начал радист Джим. Он приезжал из Лозанны в Базель и сделался завсегдатаем в доме семейства Болли. Поначалу все шло хорошо, в Базель переправили даже новый передатчик, который за это время собрал Хаммель. Теперь в распоряжении группы Радо было три портативных радиостанции.

Пока Маргариту не допускали к самостоятельным передачам. Она изучала азбуку Морзе, день и ночь стучала на телеграфном ключе и делала успехи в новом для нее деле. Радист Джим был доволен своей ученицей.

Иногда Маргариту использовали как курьера. Она передавала Джиму материал от Пюнтера. Теперь девушку называли Розой. Иногда она встречалась с Шандором или Еленой Радо, выступавшими под именами Альберт и Мария, получала от них запечатанные безымянные конверты и передавала все тому же Джиму. Встречи обычно происходили на улицах, в скверах, на маленьких швейцарских станциях. Где жили Альберт и Мария, Роза не знала. В таких поездках и встречах для нее было много романтики. Работа ее увлекала.